«Уйди. Иди! Я приказываю!»
Он — тот, кого чуяла тварь, — был зол, но не на нее. Другие двуногие осмелились перейти ему дорогу, а она всего лишь не вовремя попалась под ноги. Но он давал ей шанс. Он приказывал.
Лодка… Двое в лодке… У одного из них жесткое, отдающее мускусом и самцом, мясо. Второй нежнее и мягче, но его нельзя трогать. Того, первого, жесткого, должно хватить. Он крупнее. Больше пищи.
«Иди. Найди!»
Тварь попятилась. Михаил Чарович наступал. Двигаясь задом, цепляясь хвостом, она кое-как доползла до парапета и спиной вперед шлепнулась в воду.
Громкий всплеск заставил Михаила вздрогнуть. От капитанского мостика донесся крик вахтенного матроса. Михаил Чарович навалился на борт, тяжело переводя дух. Взгляд его скользил по воде. Темный вытянутый силуэт водяной твари мелькнул среди волн. Шансов, конечно, мало, но в совокупности с другими шагами, которые он собирался предпринять в ближайшее время, это должно принести свои плоды.
6
Лодка, покачиваясь, плыла по воле волн. Обхватив себя руками за плечи, Владислава дрожала от холода. На пароходе было не в пример теплее, а тут от воды тянуло сыростью, и девушка вмиг продрогла до костей.
Время от времени она посматривала на своего спутника, бросая из-под ресниц любопытные взгляды. Он сидел на скамье удивительно прямо, глядя в пространство, и, видимо, к чему-то напряженно прислушивался. Девушка устроилась на носу, за его спиной, и видела только крепкую спину, ровные развитые плечи и четкий на фоне ночи абрис головы. Он немного повернул голову, склонив набок, так что она могла бы оценить и его профиль — если бы было хоть чуть светлее.
— Э-э… простите… — попробовала подать голос девушка.
— Тш-ш, — шикнул мужчина. — Молчи.
— Вам никто не давал права говорить мне «ты», — обиделась она. — Мы с вами не настолько близко…
— Цыц! — Он вскинул ладонь, склонив голову набок. — Я тебя с собой не звал. Сама напросилась, так что сиди и молчи.
Владислава прикусила губу. Он был прав. Это она сама кинулась к нему от отчаяния и страха, кинулась потому, что он на миг показался ей лучше, порядочнее и надежнее, чем Михаил Чарович, от которого она за все последние три года не видела ничего хорошего. Отчим разрушил ее семью, лишил ее отца и любви матери, а вчера… При воспоминании о том, что случилось на берегу, у девушки запылали щеки.
— Но вы могли хотя бы говорить мне «вы», — пролепетала она, борясь с подступающими слезами.
Мужчина обратил в ее сторону тяжелый, изучающий взгляд.
— Ладно, — выдавил он. — Только сиди… те молча.
Она кивнула и крепче обхватила себя руками за плечи, чтобы хоть немного согреться.
Вокруг раскинулась летняя ночь. Самая макушка лета давно миновала, вот-вот начнется август, и после заката было уже прохладно. Тянул ветер, воздух был напоен сыростью. Скорчившись на жесткой скамье, Владислава дрожала от холода, стискивая зубы, чтобы они не стучали. Ведь она могла захватить из каюты шаль! Почему не подумала об этом раньше? Потому что все произошло слишком быстро…
Темнота угнетала. Несмотря на то что небо было чистое и с него смотрели крупные яркие звезды, а поперек от горизонта до горизонта протянулся Млечный Путь, берега почти нельзя было различить. Только если присмотреться, можно заметить на фоне темного неба силуэты росших вдоль воды деревьев. Огни парохода давно пропали из вида, не попадались даже бакены, отмечавшие мели и опасные участки. Лодка и два человека в ней были совсем одни на реке.
Наконец, удовлетворившись наблюдениями, ее спутник взялся за весла, опуская их на воду. Они погрузились в черную гладь без всплеска, потом приподнялись, опустились снова — и все это почти бесшумно, только поскрипывали уключины. Лодка слегка развернулась, выбирая путь. Владислава выпрямилась, глядя на воду.
— Куда мы плывем?
— Подальше отсюда, и как можно скорее. — Мужчина греб, налегая на весла так привычно и мощно, что поневоле на ум приходило сравнение с галерными рабами, о которых ей доводилось читать в книгах.
— Вы моряк? — почему-то спросила она.
— Нет. А с чего вы взяли?
— Ну… не знаю. Подумалось.
— Нет, — повторил он и опять замолчал, напряженно работая.
Молчание затягивалось. Владиславе было неуютно сидеть вот так, дрожа от холода, напряжения и сырости, терзаясь неизвестностью.
— Спасибо, — помолчав, произнесла она.