А Надя, на этот раз, видимо, совсем не догадываясь, о чём там думают, у другого телефона, стала рассказывать, как вчера по пути из молочной она, вытаскивая перчатки, выронила книжечку записную. Дома хватилась — нету!
Там ещё какие-то ценные телефоны, но в первую очередь, «вот честное слово, Лид, я о тебе подумала. Думаю: ведь сама ни за что не позвонит».
Потом она смешно стала рассказывать, как отправилась искать свою книжечку, не нашла, вернулась, поплакала немножко и снова отправилась.
— В общем, помнишь, как у Жуковского?
— Что-что? — удивилась Лида.
— Ну… «Раз в крещенский вечерок девушки гадали, — скороговоркой начала Надя, — за ворота башмачок, сняв с ноги, бросали, снег пололи, под окном слушали…» Ну и так далее. А я как раз снег полола…
Лида представила себе, как Надя, согнувшись в три погибели, чуть ли не на четвереньках идёт по улице, потешая встречных мальчишек, и выгребает из снега красными, застуженными пальцами то бумажку от мороженого, то пачку от сигарет: для неё это всё одно и то же — что бумажка, что пачка, что книжечка: она видит дико плохо!
…Эту историю про другого рассказать, любой сейчас же крикнет: враньё! Но только не про Надю…
Лида, ужаснувшись всем сердцем, представила себе, каким же упорным надо быть человеком, чтоб целый час вот так и чтоб не засомневаться: а вдруг уже нашли, а вдруг я вообще не там копаюсь?
Положив трубку, Лида пошла к себе и сразу стала убираться. Словно к ней кто-то должен был сейчас прийти. Но, естественно, никто не должен был. Это она как бы из-за Нади: взглянула на комнату и на себя Надиными серьёзными глазами.
И вот всё убрала, села на освободившийся диван… Надя приглашала её к четырём. А вдруг это день рождения?.. Эх, я! Надо было спросить! Но звонить и спрашивать казалось ей глупо.
А без подарка являться умно?
Она сидела на диване и кусала ногти. Вспомнила, что это некрасиво, и давно уже она поклялась бросить эту привычку. Положила правую руку туда же, где лежала левая, — на колени… Сидеть так было скучно, как-то слишком по-школьному.
Вдруг её осенило: да никакого нет дня рождения! Ведь они вчера должны были встретиться — не вышло, и встречаются сегодня. А эдак запросто, с сегодня на завтра, дни рождения не переносят. И притом они собирались пойти в кино или куда-нибудь ещё — куда вздумается. А теперь Надя заболела, и поэтому Лида идёт к ней. Вот и всё…
«Заболела… Ведь она из-за меня заболела!»
Но, подумав так, Лида не почувствовала особых угрызений совести. Потому что болеть — не такое уж плохое дело. Все о тебе заботятся. В комнату входят только с улыбкой и на цыпочках. Ты лежишь, а вокруг тебя тишина, как стража.
Сама Лида была человеком абсолютно здоровым, о болезни и её преимуществах она знала в основном теоретически. Правда, остались воспоминания класса от второго или третьего — ходил тогда по Москве так называемый английский грипп.
Лида тоже отвалялась недели две.
И с тех пор была здорова по сей день, и ещё лет сто пятьдесят готова была оставаться такой же. Поэтому в самой глубине души она считала болезнь неким видом притворства. И не очень жалела больных.
Она раскрыла свой платяной шкафчик и стала думать, что бы ей надеть. Нарядов было у неё не так уж чтобы много, но всё-таки кое-какой выбор имелся.
Сперва она опять решила одеться во вчерашнее. Но быстро представила себе, как батянька будет на неё многозначительно поглядывать. Он думает, что Лида на свидание идёт с каким-то мальчиком. Впрочем, пусть себе думает, она его разубеждать не собиралась.
Хотя мог бы знать свою дочь и немножко получше!
С Надей они познакомились этим летом на Азовском море. То было первое море в её жизни! И поэтому не стоит объяснять — понравилось, не понравилось.
Но когда задумали и собирались туда, она, подражая, маме, немножко кочевряжилась — почему, мол, Азовское, а не Прибалтика и не Крым?.. И в самом деле, что оно там на карте — бледная клякса. Самое глубокое место — четырнадцать метров. А теперь, говорят, ещё больше обмелело!
Но батянька, как всегда: уговаривал, отшучивался и делал по-своему. Мама ему как-то сказала… Они сидели все втроём — то ли завтракали, то ли ещё что-то, и мама говорит:
«Ну хорошо. Ты мужчина, мы женщины. Ты сильнее, деятельней… Но какое право ты имеешь нас заставлять?»
У неё мама, конечно, удивительнейший человек. Так умеет высказать — просто дух захватывает!
Батяньке ничего тут не оставалось, как только разыгрывать клоуна.
«Я?! — несерьёзно закричал он. — Заставляю?!»