Потом меня отпустило и я думала, что он вообще больше не появится, что ему хватило наших разговоров в Париже.
И тут неожиданно Грымза заявилась к нам в офис. Только её здесь и не хватало! Наташка перестала жевать булочку, я просто молча уставилась на неё.
Очкастая тётенька, вероятно, специально оставила дверь в коридор открытой, чтоб всем было слышно.
Грымза швырнула мне на стол моё заключение по объекту. Спросила:
— Твоя работа?
Я промолчала, а она не ждала ответа:
— Иванова, если бы не твоё раздутое эго, ты была бы вполне нормальным работником.
— В чём выражается моё раздутое эго?
Я была крайне сдержана.
— В том, что я нашла тебя на помойке, а ты смеешь исправлять мои подсчёты. Мнишь себя специалистом. А сама здесь только из за моего брата!
Пока Грымза говорила это, она оперлась руками на стол и низко наклонилась к моему лицу, на меня аж слюни её попали.
Я достала из сумочки десятку и запихнула ей в вырез пиджака.
— На, очкастая, заплати, пусть кто нибудь тебя трахнет. Чтоб ты мне не завидовала.
Надо было видеть, как она кубарем выкатилась прочь из офиса.
Наташка беззвучно ржала, колыхаясь телесами. Потом подняла на меня прослезившиеся от смеха глаза, прошептала:
— Ты там рехнулась, в своих Парижах? Теперь очкастая с тебя не слезет.
У меня закончилось терпение, разболелась голова, я отправилась домой.
Сегодня было дождливо. Дождь срывался, но так и не пошёл. Заплёванный редкими каплями асфальт блестел в свете фар, ненастный вечер щурился редкими просветами в облаках на темнеющем небе. Я ехала с Никитой из бассейна.
Мой мальчишка там сегодня натрудился на славу. Я смотрела на экран, наблюдала за тренировкой, видела как он старался.
Дети в разноцветных резиновых шапочках смешными поплавками прыгали по воде. Фонтаны брызг, их милые мордашки — милота, на которую можно смотреть вечно.
Никита выскочил из раздевалки, как всегда, с плохо просушенной головой, порывисто забросил спортивную сумку в машину, расслабленно откинулся в кресле.
— Устал? Пить будешь?
Сын схватил коробочку сока, прилип к трубочке.
Да, если бы я 45 минут так махала руками и ногами в воде, я бы сейчас трупом лежала. А он молодец, держится. Мужик!
Дома мы коротали вечер одни, Ник пробрался в свою комнату с телефоном, да так и уснул вместе с ним. Обычно я не разрешаю в кровати долбиться в игры, а сегодня сбитая с толку своими сомнениями упустила этот момент.
Роман пришёл только в десять вечера.
Не успел снять пальто, его отвлёк звонок, он прошёл в спальню. Правда, наша спальня была больше похожа на королевский кабинет.
Письменный стол полукругом из розового дерева с креслом тёмно-зелёной кожи были его рабочим уголком.
Плазма напротив кровати во всю стену. Сама кровать с резными деревянными стойками и шёлковым балдахином — произведение искусств.
Роман скрылся за дверями спальни. Я отправилась в кухню, не зная точно, накрывать ужин или нет.
В тот самый момент, когда я отправилась спросить у Романа про ужин, он вышел мне навстречу и тут пилимкнул домофон.
Мягкий мелодичный звонок прозвучал набатом. Меня просто подкосило. Мы одновременно повернулись к экрану. Консьерж сообщил: к вам посетитель.
Экран домофона был далеко, кто там не разобрать. Неужели это Марк. Пересохшими губами я попросила:
— Давай не будем открывать.
— Что? Почему? — Роман двинулся к двери.
Я ухватила его за руку:
— Не открывай. Прошу.
— Эй, малышка, ты чего.
— Постой. Ты ждёшь кого-то? Нет. Вот и я нет. Давай не откроем.
Роман аккуратно высвободился, подошёл к домофону, нажал кнопку "пустить".
Повернулся ко мне:
— Не глупи, Жанна. Это ко мне по работе. Курьер доставил бумаги.
Те долгие пять минут, пока лифт ехал на наш этаж я успела надумать чёрти что. Страх появления Марка сменился ещё большим напряжением. И хотя опасность миновала, меня как заклинило.
Продолжало трясти, стало душно, не хватало воздуха. Роман получил бумаги, захлопнул дверь, распрощавшись с курьером, повернулся ко мне.
Я тихонько сползла по стенке и разрыдалась.
— Так, что происходит?
Роман поднял меня, принёс в гостиную, усадил на диван. Внимательно смотрел в лицо. Меня накрыла истерика.
Я закрывала рот ладонью, чтоб не разбудить своими слезами сына. Слёзы текли не останавливаясь, я, как тогда, пять лет назад в такси, не могла вымолвить ни слова.
Роман гладил меня волосам, терпеливо смотрел в лицо, обнял.
— Отец Никиты объявился. Я боюсь, что он придёт сюда.
Сразу стало легче. Я сказала о своей свирепой беде, о том, что мешало мне жить.