Тихо посмеивается и низко произносит:
— Ты похожа на петуха. Сейчас заклюёшь меня и закукарекаешь.
— Мне всё равно, что ты думаешь, — невозмутимо отвечаю, складывая руки на груди.
Взгляд зелёных глаз перемещается туда же.
«Не кльюнет он». Усмехаюсь.
Такой же мужик, как и все, уговариваю себя. Не хуже и не лучше.
Ну, ладно-ладно, справедливости ради хочу заметить, что внешность незаурядная. И руки… такие рельефные, с тугими венами, мужские!
Черт. Ёрзаю.
Но у Олежки моего не хуже.
Внутри меня Вера-зануда закатывает глаза: «Твоего?! Олежки?! Серьёзно? Вы только начали встречаться, а ты уже целовалась с другим. Может, не стоит портить жизнь классному мужику?»
«Цыц» — наступаю на свою самую сварливую сущность и как следует ментально притаптываю.
Это ведь всё для дела надо было? — виновато вздыхаю.
Я однажды, чтобы взять интервью через забор перепрыгнула и, стыдно признаться, мне в травмпункте на ягодицу два шва накладывали. А тут всего лишь поцеловаться с греком…
Ерунда какая! Облизываю губы в десятый раз за последние десять минут.
— Спрашивай, что хотел и я поеду. У меня ещё дела вечером, ты меня отвлекаешь, — включаю намеренно деловой тон.
Адриан удивлённо приподнимает брови, как бы намекая на соответствие моего чувства собственного достоинства и внешнего вида. Вернее, на их чудовищное несоответствие.
Невозмутимо расправляю плечи.
— Кто тебя ко мне направил? — спрашивает он, прищуриваясь.
— Батюшка.
— Священник?
— Ага, папа римский, — закатываю глаза.
Раздражаюсь.
— Ты можешь нормально сказать?! — цедит Макрис, наклоняется, опирается локтями на колени и сцепляет пальцы.
— Поп Анатолий Аркадьевич, мой генеральный продюсер.
— Откуда он знает, что мы… состояли в отношениях?
Болезненно морщусь.
— Без понятия, я не хвасталась, — оскорблённо сжимаю губы. — Город маленький.
— Все… в одной кровати?!
— Под одеялом, Андрей, — невольно улыбаюсь. — «Все под одним одеялом» — так правильно говорится.
Его акцент и умение коверкать русский язык всегда меня смешили.
— Какое отношение продюсер имеет к «хищникам»?
— Хищники? — удивляюсь. — Кто это?
— Золотодобытчики-нелегалы.
— Я в первый раз слышу про этих людей.
— А Прохорова он откуда знает?!
Округляю глаза, потому как удивлена, что Адриан в курсе кому именно помешал своими амбициями.
— С Прохором они друзья. Посещают вместе один закрытый сигарный клуб.
— Что именно ты должна была сделать? — впивается взглядом в моё лицо.
Тяжело вздыхаю.
— Ничего особенного. Просто взять интервью… хмм… приватное, — краснею.
Адриан грязно усмехается и кивает на подол из полотенца.
— Получается, я рано тебя остановил? Дождался чего-то и более приватного?! Может, нацепим твою бутафорию и повторим?
— Получается… — шиплю, — закатай губу. Спать с тобой я не собиралась.
Он смеётся так, словно снова поймал меня на ту же удочку и выжал хоть какие-то эмоции.
— Что тогда входит в слово «приватное»? — снова становится серьёзным.
— Мне надо было расспросить у тебя по старой дружбе… зачем ты ввязываешься в покупку Артели, что ты собираешься делать с новым бизнесом и предоставить запись нашей беседы Анатолию Аркадьевичу.
— Что тебе за это обещали?!
— Не твоё дело, — взрываюсь.
— Очередное повышение?! Ну? — зловеще играет скулами.
— Прайм-тайм пять дней в неделю, — отвечаю, потупляя взгляд в пол.
— И как я сразу не догадался, — язвительно цокает Макрис.
Поднимаю глаза, и мы смотрим друг на друга в упор. Слишком много раз он упрекал меня в избыточной любви к моему ремеслу, чтобы это забыть.
— Скажешь своему начальнику, что нам с тобой здесь не до разговоров было, поняла? — давит он, поразмыслив.
Нет! Это немыслимо!
— Лучше скажу, что у тебя ранняя деменция и ты слово к слову прицепить не можешь. И, вообще, с чего вдруг я должна тебя слушаться?! Я здесь причём?! Разбирайтесь сами!
Вскакиваю с места. Ледяной паркет приятно холодит ступни, это отрезвляет.
— Где моя одежда? — спрашиваю, развязывая узел на полотенце прямо перед его носом.
Мощный кадык на секунду вздрагивает, а его хозяин кивает в сторону кресла у барной стойки.
Дефилирующей походкой иду к нему. В животе становится тесно, неудовлетворённость максимальная! Раздражаюсь.