— Нам надо поговорить, — сообщает мне мой друг с порога, поспешно проходя в квартиру, в которой живу с родителями. Паша сразу направляется в комнату, по пути бросая приветствие моим родителям. Судя по его быстрой походке, по подрагивающим мышцам на спине, парень расстроен или даже разозлен. Следую за ним, проходя в свою маленькую комнатушку, плотно закрываю дверь.
— Что случилось? — перехожу сразу к делу. В лице Павла читается, что случилось что-то серьезное.
— Сядь, — указывает на кровать.
Подчиняюсь, устраиваюсь на своей маленькой односпальной кроватке, а Пашка остаётся на ногах. Прежде чем начать, подходит к окну и долго смотрит туманным взглядом вдаль, чем изрядно меня нервирует.
— Что случилось? — вновь спрашиваю друга, стараясь сохранить свой голос спокойным.
— Я уезжаю, — обрушивает на меня новость без предупреждения. От тяжести такой информации хочется согнуться пополам. — Я перерос этот город, — продолжает, всё так же разглядывая пейзаж за окном. — Тренер предложил мне участие в турнире. Для этого нужно уехать, обосноваться там, где смогу получить шанс.
— Почему не здесь? — не понимаю я. Можно же съездить на турнир и вернуться.
— У родителей нет больше денег на бокс, — его голос пропитан горечью. — Чтобы участвовать в турнире, нужны спонсоры, а их в нашем городе нет, — отворачивается от окна, приваливаясь к подоконнику, будто ноги его не держат. Весь его вид такой уставший, безжизненный. — Нужно жить там, где есть перспектива. У тренера есть на примете пара городов, но в одном нас уже точно ждут.
— Кто ждёт? — поспешно изображаю интерес, хотя с трудом разбираю всё то, что он говорит. Одна только мысль о потере лучшего друга буквально оглушает.
— Друг Люциано, тоже тренер. А ещё у него своя секция по боксу, и она мирового уровня. К нему даже из других стран приезжают, чтоб учиться, тренироваться… и побеждать, в конце концов, — Пашка замолкает, всматривается в моё лицо, которое в этот момент, наверно, серее пасмурного неба за окном. Я не должна ему показывать свои чувства. Должна просто отпустить. Позволить двигаться дальше. Но я не могу! Просто ничего не могу с собой поделать. Мне очень больно, и спрятать это чувство никак не выходит.
Не моргая, смотрю перед собой рассеянным взглядом, не в силах поднять глаза на друга.
— Ты поедешь со мной? — слышу вопрос и не верю своим ушам.
Глаза в один миг наполняются слезами, и я до боли закусываю губу.
— С тобой? — еле слышно выдавливаю из себя, обращая невидящий из-за слёз взор на Пашку.
— Да, со мной, — говорит уверенно, быстро отклеивается от того места, в которое, казалось, врос и падает на колени передо мной. — Поехали, Милк-Милк. Я там не смогу без тебя.
— Я не могу, — грустно говорю ему, хотя и очень хочу. — У меня учёба.
— Переведешься в другой институт. Ты умная, тебя возьмут, — умоляет, в глазах горит искреннее желание увезти меня с собой.
— Когда ты уезжаешь? — стараюсь перевести тему, смахивая влагу с лица.
— Через неделю, — обречённо говорит Пашка. — Обещай, что хотя бы подумаешь об этом.
— Обещаю, — с готовностью соглашаюсь. Впервые в своей жизни так гнусно обманываю друга. Я не стану об этом думать. Это шанс для Пашки начать новую жизнь. В другом городе, по другим правилам и без меня.
— У нас целая неделя, мой друг, — слишком весело сообщаю ему и подскакиваю с кровати. — Побежали гулять, — тяну друга за руку в сторону двери. Его мрачный вид говорит мне, что Пашка не хочет оставлять всё в подвешенном состоянии. Он привык добиваться всего и сразу. Но не в этот раз.
— Пойдём, пойдём, — усердно сдвигаю его с места, при этом старательно изображаю обиду.
И уже у самой двери, когда тяну её на себя, она с грохотом отскакивает обратно. А я зажата в кольце сильных Пашкиных рук и прижата к этой самой двери. Обездвижена, обескуражена, и не способная выбраться.
— Ты подумаешь об этом? — ещё настойчивее спрашивает, прижимаясь всем телом. Мы впервые так близко друг к другу. И от этого я забываю, как дышать. Паша на двадцать сантиметров выше, поэтому приходится смотреть на него, слегка задрав голову. Хочу заглянуть в его глаза, понять, что за игру он затеял, но фокусируюсь лишь на красиво очерченных губах парня.
— Милк-Милк, ты поедешь со мной? — спрашивает уже не знаю в который раз. Крепкий торс плотно прижат к моей груди, две руки по обе стороны от моей головы, словно капкан. И я не хочу из него выбираться. Пусть раздавит меня. Боже, пусть уже раздавит меня. Невыносимо быть так близко, так желать этого человека и точно знать, что ничего не будет.