Выбрать главу

— Ну хочешь, — Пашка присаживается рядом со мной, — я этому брату в нос дам?

Смотрю на него сквозь пелену слёз, невольно начиная улыбаться. А потом и в открытую смеяться.

— Ты что, сбрендил? Ему же четырнадцать уже, он тебя одной левой уложит.

— Не уложит, — вскакивает на ноги мой друг и маленький защитник.

— Что ты, Паш, — поднимаюсь за ним и хватаю за руку. — Не надо. Видишь, я уже не плачу.

— Миллка, Пашка, где вас черти носят? — сквозь густой малинник доносятся недовольные крики бабушки Павла.

— Идём, — быстро отвечает ей мальчишка. Бабка у него строгая, с ней шутки плохи. Каждое лето, я провожу у неё в гостях. Потому что отдых на природе очень полезный, так, по крайней мере, считает моя мама. Она со школьной скамьи дружит с Пашиной мамой и так получилось, что сдружились и мы. Бабушка Валя, мать Пашиного отца, скрипя зубами, терпит нас все летние каникулы. А мы терпим её.

— Идём, Милл, и слёзы утри. Она разбираться не будет. Обоим наваляет по первое число.

Быстро смахиваю последние капельки с припухших глаз. Да, бабушка Валя никогда ни с кем не церемонится. В деревне все её побаиваются, некоторые даже ведьмой считают. Я маме говорила, что она странная, жаловалась, даже просила не возить меня к ней. Но родители считают, что мы с Пашкой просто придираемся. К тому же, летом нас занимать некому. Все же на работу ходят. Вот мы и торчим в этой деревушке в сорока пяти километрах от родного города. Ладно, хоть у меня Пашка есть, потому что местные девчонки ну совершенно не хотят со мной играть. Обзывают городской фифой, а я даже не знаю, что такое фифа. Мама говорит, что они завидуют, потому что я живу в городе и у меня больше возможностей, чем у них. Было бы чему завидовать. Город у нас маленький. Три дома, два сарая, как в шутку говорит мой папа.

— Милк, ты спишь? — уже поздно вечером, лёжа на соседней кровати, зовёт меня Пашка.

— Нет, — шепотом отвечаю ему.

— Я тут подумал. Может, мне в спорт в какой удариться?

— В какой?

— Ну в бокс например?

— Ой, Пашка, выдумаешь тоже, — приподнимаюсь на кровати, пытаюсь увидеть его лицо в полумраке комнаты.

— А что? Почему нет? — слышу, что возмущается.

— Это слишком опасно. Ну там травмы всякие бывают. Не надо тебе туда.

— Нет, надо. Буду тебя защищать!

— Так ты из-за меня, что ли? — не хочу, чтобы друга избивали. Часто по телевизору показывают этот спорт. Папа смотрит, а я подглядываю. И всё, что успела там рассмотреть, мне ну очень не понравилось. — Нет. Не надо тебе туда, Пашка. Не надо!

Долго жду, что он ответит, кинется спорить, но в ответ лишь тишина. Обиделся, что ли?

— Паш, — зову его. Молчит. Ну точно, обиделся. — Паш.

— Знаешь, Милк-Милк, — снова это дурацкое прозвище. Увидел эту надпись на английском языке на импортной коробке молока. И теперь его заклинило. Сто раз на дню меня так называет. Уже все зубы стёрла от злости.

— Не называй меня так, — говорю громче, чем стоило. В соседней комнате бабка Валя недовольно бухтит что-то еле слышно. Замираю, стараюсь даже не дышать и молюсь, что это она во сне.

— Я знаешь, что думаю? — после минутной паузы спрашивает меня Пашка.

— Что?

— Вот представь, идём мы с тобой вечером по городу…

— А зачем нам вечером по городу ходить?

— Ну когда вырастем. Ну так вот, идём мы с тобой, а на встречу бандиты…

— Ты опять своих мультфильмов пересмотрел?

— Ничего я не пересмотрел, — обижается мой друг. — Я всего лишь хочу сказать, что должен защищать тебя. Ото всех. От бандитов, брата Машки и бабушки Вали, если придётся.

— Почему ты должен меня защищать?

— А ты как будто не знаешь. Ты же мой лучший друг!

***

Паша

Шаг — удар, шаг — ещё удар. Каждый стук сердца опережает на секунду все движения измотанного тела. Рваное дыхание. Пяти часовой спарринга с боксерской грушей не даёт мыслить здраво. В голове слышу лишь ускоренный сердечный ритм. Это помогает. Не думать о ней. Не думать о том, что с ней. Как последний трус, сбежал из больницы, не дожидаясь перевода Миллы из реанимации. Не могу её такой видеть и ничем не могу помочь.

Бл*дь.

С трудом сдергиваю перчатки, которые за долгую тренировку как будто приросли к рукам. Хотя это не тренировка. Это бестолковое насилие над собственным телом. Всё, что угодно, лишь бы не думать и ничего не чувствовать. Только боль в руках, бешенную усталость и измотанность. Продержусь ещё час, а потом рухну, чтоб забыться в беспокойном сне.