Теперь я видел ее совсем близко, удивительно просто. Кожа покрыта легким загаром, наверное летала отдыхать. Волосы покрыты красным шарфом, но темные пряди своенравно ускользают и ими играет ветер. И Яна явно наслаждалась разговором. Бог мой, да она флиртовала. Улыбнулась, а затем приложила палец к губам, словно вспоминая недавний поцелуй. Я жадно обшаривал ее глазами. И губы, и вишневый ноготок на пальце к ним прижатом, мечтательно прикрытые глаза. В одной руке она теребила ключи от машины, но уезжать не спешила. Меня кольнуло что-то отдаленно похожее на ревность, хотя я понимал, что никаких прав на нее не имею уже очень много лет. Но затянувшийся разговор хотелось прервать немедленно, и я вышел из машины.
— Поехали, — сказал я.
— Куда? — растерялась она.
— В школу…
Я смотрел на нее с любопытством. По моему мнению, единственное, что может менять людей это время, и мне было интересно, какой отпечаток оно оставило на некогда любимой мной женщине? Интересно, какой она теперь стала? Так же ли много в ней смеха, как прежде? Полна ли она болезненной гордости?
Она могла бы растеряться. Испугаться. Но удивление, которое охватило ее в первую минуту быстро схлынуло, Яна сумела взять себя в руки. Чуть склонила голову и посмотрела на меня взглядом полным любопытства.
— Больше ничего сказать не хочешь?
— Что?
— Например, привет.
Я усмехнулся — время над Яной и правда хорошо поработало. За языком она и раньше в карман не лезла, но сейчас стала гораздо в себе увереннее.
— Привет, — послушно произнес я и улыбнулся одними губами.
— Пока, — помахала она ручкой. — Если есть какие-то вопросы то обращайся ко мне через юриста. И имей ввиду, в школе тебя и в глаза не видели, будешь там отсвечивать, вызовут полицию.
Отперла машину, села в нее, хлопнула дверью и завела двигатель. Я не мог позволить ей так уехать, позволить оставить за ней последнее слово. Я обошел автомобиль и сел на пассажирское сиденье.
— Поговорим? — предложил я.
Яна откинулась на сиденье, устало вздохнула, помассировала кончиками пальцев виски, словно пытаясь успокоиться, затем повернулась ко мне.
— Говори.
Я закурил, дым расплылся душным сизым облаком по салону автомобиля.
— У меня не курят, — категорично сказала она. — На улицу. Только имей ввиду, ждать пока докуришь не буду.
Я мог бы поступить наперекор, из принципа, но и меня время научило многому. В том числе — науке компромиссов. Сейчас она была нужна мне, эта категоричная, внезапно повзрослевшая девчонка. Я открыл окно и выбросил сигарету.
— Мне нужен мой сын, — решил не тянуть я.
— Нет, — отрезала она. — Это все, что ты хотел сказать?
Она смотрела прямо перед собой, словно завороженная ритмичными движениями оконных дворников, что пытались счистить со стекла намерзшую наледь. Я чуть придвинулся к ней, надеясь, что она так же остро, как и я ощущает каждый разделяющий нас сантиметр. Потом поймал ее пальцами за подбородок, вынудил смотреть мне в глаза. Ее кожа была бархатистой и прохладной с мороза, мне хотелось провести по щеке большим пальцем, но это нелепое желание я отбросил в сторону.
— Я заберу его если ты не пойдешь мне навстречу. Ты понимаешь? Целиком и полностью заберу, безоговорочно, мне по карману купить любое судебное решение.
А Яна… отпрянула от меня и засмеялась. Засмеялась, блядь! Плечи ее тряслись, на глазах заблестели слезы, и вызвал их отнюдь не страх. Я подумал, что в общем-то, она удивительно похожа на своего отца. А Яна потянулась к бардачку, достала упаковку салфеток и промокнула уголки глаз.
— Насмешил, — улыбнулась она короткой, едва уловимой улыбкой. — Потому что ты блефуешь, Ярик. Ты знаешь, что дети имеют обыкновение вырастать? Они ходят в школу, учат уроки, капризничают, порой даже истерят. Они болеют. Они имеют свою точку зрения. С ними… не так просто, как кажется. И там, в твоей новой благополучной жизни моему ребенку просто нет места. Он будет словно лишний винтик в механизме, который только разлаживает всю работу. И ты прекрасно это знаешь, Ярик. Идиотом ты никогда не был.
Мое имя она произнесла даже мягко. Меня снова чуть кольнуло. Так называла меня только Яна, Даша, да и многие другие предпочитали называть Славой. Те, кого я не подпустил настолько близко произносили мое имя полностью.
— Но ты же не будешь проверять, — вкрадчиво спросил я. — Не так ли?