Наконец, решив, что всё это глупости, и всё ему только мерещится, он зашагал по мостовой, впрочем, не без опаски оглядываясь, то туда, то сюда. Пройдя мостовую, он, как и вчера, остановился, и решался обернуться. Чувство, бывшее давеча, что кто-то следит за ним, у него не было вовсе. Резко повернувшись, он на мгновение оцепенел, увидев фигуру, но то была женщина, спешащая, видимо, домой. Вздохнув с облегчением, и улыбнувшись, чего не было с ним давно уже, он смело уже зашагал в свой сарайчик. Подходя к нему, он с удовольствием увидел, что сарайчик всё так же не заперт, и, зайдя в него, он устроился на сене. «Третий день уж тут, везение какое», думал он, с наслаждением засыпая, чего тоже давно у него не случалось.
Проснувшись поутру, он явно понял, что проспал, и его могли заметить. Яркие, зимние лучи солнца пробивались сквозь щели сарайчика, слепя глаза и освещая всю его лачугу. Сквозь эти яркие щели он отчётливо увидел контур большой шляпы с широкими полями и длинного плаща. Резко встав и чуть не бегом подойдя к двери, он резко дёрнул ручку, и выбежал на улицу. На том месте, где он только что видел тень от господина в чёрном, он никого не увидел, и начал судорожно оглядываться. За углом дома, рядом с которым находился сарайчик, он успел заметить заходящие уже за угол полы чёрного плаща. Не зная себя в эту минуту, он рванул что есть мочи за незнакомцем. Забежав за угол, он уже не обнаружил его там, а увидел чуть в дали, среди толпы прохожих, большую, тонкую фигуру человека в чёрном. Нищий наш решил, во что бы то ни стало догнать господина, и узнать причину его преследования.
Он бежал сквозь толпу, ударяясь плечами о людей, спотыкаясь, падая, но тут же вставая, продолжал преследование. Казалось, что вот он уже почти схватит господина в чёрном за рукав, но тут, как по чьему-то зову, толпа набегала ещё больше, и он терял его из виду. Наконец, фигура сошла с тротуара, и скользнула в переулки между домами. Мужичок бежал, запыхавшийся, не видя вокруг себя никого и ничего, кроме чёрной шляпы с широкими полями, и чёрного плаща. «Нельзя его потерять из виду, нельзя. Ох, как тяжело», думал он, уже почти задыхаясь.
Они кружили между домами. Пару раз даже наш нищий почти догонял господина в чёрном, но тот всё время его опережал, и не давался себя догнать. «Ох, и быстрый, чертяга. Вот бы раньше, догнал бы, а сейчас здоровью не осталось». Всё тело его ныло, чувствовались все выпитые годы, но он не сдавался, и продолжал бежать. Наконец, забежав за очередной угол, он с силой ударился в спину чёрного плаща, и повалился наземь. Фигура стояла не поворачиваясь.
– Чего вам? Что хотите? – Крикнул мужичок.
Фигура молчала. Нищий попытался резко встать, и ухватился за рукав плаща. Человек в плаще резко отдёрнул руку, да так, что наш бедный мужичок повалился обратно в снег. Фигура быстро зашагала и скрылась в толпе людей. В руке у нищего, от резкого дёрганья рукой господина, осталось две пуговицы от рукава плаща. С досадой посмотрев на них, он с презрением швырнул их в карман, встал, и отправился на милостыню. День прошёл не совсем удачным, но на штоф водки деньги были, да и на перекусить тоже. Аппетит у него, за долгое время, впервые разыгрался, и он с удовольствием уже думал о пироге с тушённой кислой капустой.
«Вот я, как есть, сижу, вижу свою водку – она настоящая. Вот пирог паршивый – тоже настоящий. – Думал он, пытаясь составить какую-то ему только видимую логическую цепочку. – Вот взять этого господина в чёрном: думал, что он сон, видение, моя горячка, пока не влетел в него, как в стену. Можно подумать, допустим, я действительно влетел в стену, и с похмелья не понял что и как. Но рукав, пуговицы, – достал он из кармана две чёрные, как уголь, пуговицы, – но пуговицы-то настоящие. Благо, я забрал их». Налив рюмку, выпив её, закусив пирогом, он подошёл к половому.
– Могу я вопрос?
– Чего вам?
– Что вы видите у меня в руке? – Сказал нищий, и показал две пуговицы.
– Это пуговицы, уважаемый, али не ясно? Напились-с?
Мужичок наш отошёл обратно за свой грязный столик, уселся, наливая ещё водки. «Вот ведь, и люди видят их, стало быть, господин тот настоящий. Но что ему нужно от меня-то?». Этот вопрос мучал его более всего, и он думал, думал, но ничего не мог додумать. «Стало быть, он от меня что-то хочет, но у меня и нет ничего, кроме моей дырявой, как решето, шинельки. Тут что-то другое. – Рассуждал он, опрокидывая рюмку. – Стало быть, если у меня ничего нет, значит, я ему, видимо, должен ещё с прошлой моей жизни. Так, так. Это уже ближе к правде».
Сидя так в полутьме, он начал вспоминать дни давно минувшего прошлого, и перечислять людей по пальцам: «Скобликов, да, помню, пятьсот рублей брал, да потом отдал ему, не деньгами, конечно, лошадью, да он и рад был сам. Так, Пыльев был, полторы тыщи как есть брал, но отдал по продаже дачного домика сразу же. Нет, не он. – И тут вдруг он начал что-то припоминать. – Так, так, а вот Зубоскальскому я таки долг не отдал, да и фигурой он больно уж похож! Высокий, тонкий, одень на него шляпу и плащ – и вот он господин в чёрном! Ай, Андрей Петрович, не гоже, можно было бы и подойти, поговорить». На этом и порешил он, на радостях улыбнулся, и выпил ещё водки. Все мысли его были заняты теперь этим Зубоскальским, и его актёрской игре.