— А почему по дешевке продавать придется, если на чужие снимаешь? — перебил его вопросом Виталий, уж больно тот тему затронул живую.
— Сразу видно, не сталкивались еще с чужими деньгами. Потому что их отдавать надо. А когда фильм снимете, все потенциальные покупатели начнут нос отворачивать. Мол, сейчас это не модно, не актуально и так далее, чтоб вы цену сбили ниже минимума. Если б вы сталкивались с инвесторами, то знали бы, что это такое. Вот так и отдаются фильмы задарма. А если за свои, тут проблем нет. Никто не торопит, один кинорынок можно даже и пропустить, не выставляться, и тогда потом, если фильм хороший, покупатели сами прибегут.
— Потом — это сколько примерно? — спросил Виталий.
— Ну, так сложно точно сказать. В год два кинорынка. Первый пропускается точно, там копейки предлагать будут. Ну, а ко второму уже… Ну, в общем, через год где-то выходит. Но зато наверняка. Мое предложение остается в силе, так что подумайте. А то если я найду деньги, то их отдавать быстро придется. Заработаем, конечно, но не так, как можно, при таком фильме. Навязываться не буду, есть и другие студии. Если найдете кого-то получше для пересъемок, ради Бога. Ну, а если надумаете, можем сделать это вместе, — с этими словами он протянул свою визитную карточку.
— Ну что скажешь? — спросил Виталий у Андрея, когда уже вышли после этого разговора и садились в машину.
— Даже не знаю, что и сказать, — четно признался Андрей, качая головой. — В первый раз деньги свои предлагают, да еще и не навязываются, типа они лучшие. Тут надо подумать, может, что-то не то быть. А может, как я и говорил тебе, денег хотят заработать вместе с тобой.
— Да я не об этом. Я о сроках, которые с Геной обговорили. Ему-то деньги нужны будут сразу после съемок, ну там плюс минус пару месяцев. Вот о чем думать теперь надо.
— А-а, — протянул Андрей, — а я-то не подумал. Но тут тоже еще проверить надо, так ли обстоят дела с продажей фильма, как он говорит. У тебя есть кто из режиссеров или продюсеров знакомых? Только не из тех, кому деньги нужны. Из незаинтересованных?
— Есть, — ответил Виталий, вспомнив режиссера из «Мосфильма», который его защищал на передаче «Первого канала» и с которым он был в хороших отношениях. — Правда, он больше писатель теперь. Но эту тему должен знать.
— Тогда тебе надо пообщаться с ним на этот счет. А я пока тоже кое с кем переговорю, есть у нас пара человек знакомых, только на телевидении.
— Да. Поехали, я машину свою заберу, да съезжу поговорю. А то я там надолго засяду. Че ты будешь в машине сидеть?
— Езжай на моей, я на телецентр пойду схожу, сейчас вызову человека, — Андрей указал на Останкино. — Этот вопрос теперь поважнее будет, а то тебе, может, еще и придется отказываться от денег. Езжай.
Писатель и режиссер Виктор Доренко жил на Тверской улице. Поднимаясь к нему домой, Виталий все вспоминал слова Коробова и выражение его лица при этом, пытаясь определить, что это за человек и искренен ли он был. Раньше Бандера считал, что видит насквозь всех, и люди порой еще не успевали сказать или спросить что-то, а он уже отвечал, кому и как, все зависело от ситуации. Но в последнее время, после близкого знакомства с Москвой и ее играми, он уже с большей осторожностью относился к своим выводам по поводу людей.
А Игорь Коробов, хоть и наголо бритый, но с добродушным лицом человек, просто обезоружил своей открытостью. Он даже свои прозрачные очки снял перед разговором, а потом еще и честно сказал, что носит их для солидности. Но как бы там ни было, самая важная часть вопросов относительно Коробова разрешится сейчас, Доренке скрывать от него нечего, да и незачем.
В гостях у писателя был один из московских воров в законе, по прозвищу Пух, которое, видимо, тянулось за ним с самого детства или с малолетки, потому что сейчас ему оно уже не соответствовало. Это был один из старых воров, с которыми Бандера уже привык общаться, и представился просто — Володя. Он тоже поприветствовал гостя, о котором был уже наслышан от писателя и смотрел весь фильм. Потом все вместе прошли в гостиную для разговора.
Первым делом беседа зашла, конечно, о фильме Виталия и о кино в целом. Затем, уже за второй чашкой кофе, она перешла на жизненные темы и, так как собрались трое бывших сидельцев, поговорили и о людском. И уже потом, когда вышли на балкон перекурить, Виталий задал свой самый важный вопрос:
— Николаич, а правда, что покупатели начинают понты колотить, типа фильм не очень и все такое, чтобы цену сбить?
— Ты что, свой фильм хочешь выставить? — удивился Доренко.
— Ну этот-то нет, — ответил Бандера, — он по качеству не пройдет. А вот следующий, который сниму, да.
— Тяжело тебе будет на первых порах, — покачал головой писатель. — Как только тут почувствуют, что ты что-то можешь делать лучше их, жди палок в колеса. А это уже многие чувствуют, я тебе гарантирую.
— Да к этому-то я уже привык, мне и эти съемки пытались постоянно сорвать или запретить. Меня больше интересует ситуация, когда фильм уже готов.
— Все будут пытаться не дать тебе вылезти. Тут не только по цене обламывать будут, тут даже прокатчики могут не взять фильм, хоть и имеют с проката сорок пять процентов. Этот рынок здесь годами завоевывают, так просто на него не пускают. По крайней мере, сделают все возможное. Куча критики, грязи, и все связи свои задействуют.
— А если я обойдусь без прокатчиков? — спросил Виталий.
— Это долгая история получится. Но если все же сможешь пробиться в первый раз, дальше — зеленая дорога. Но тяжело тебе будет, учти. Ты лучше книгу напиши, здесь-то я рынок уже завоевал давно, так что в литературе дорогу гарантирую.
— Да, — подтвердил Володя, — тут у Николаича уже протоптана дорожка. И здесь тебе никто уже не помешает, даже если захочет, — произнес он многозначительно и, подумав добавил, — книги, кстати, люди тоже читают.
— Да я писать как-то не очень. Если только сценарий, — неуверенно проговорил Виталий.
— А тебе сейчас и не надо. У тебя же фильм готовый, отдай его литобработчику, он по нему книгу напишет. Познакомить тебя с литобработчиком нормальным? — спросил Доренко.
— Я подумаю, Николаич. Лады? — ответил Бандера, мысли которого сейчас были уже совсем о другом.
— Ну, смотри, — хлопнул по плечу писатель, — если надумаешь, сразу звони.
Андрей ждал уже дома. Подъезжая, Виталий слушал веселое щебетание Виктории по поводу найденной ею квартиры, но ему сейчас уже было все равно. Предстояло отказаться от проекта, которого он очень ждал, чтобы не попасть с чужими деньгами.
Андрей встретил его с таким же задумчивым лицом и спросил с нескрываемой надеждой:
— Ну как?
— Никак, — махнул рукой Виталий, — завтра едем к Гене, сворачиваемся, пока не поздно. Не хватало еще зависнуть на полтора «лимона».
— Что, подтвердилось все про кинорынок?
— Да там не только с ценами, там и других заморочек куча может быть. И разгребать их, в то время, когда «бабки» надо возвращать, будет по ходу еще что-то стоить. А что твои телевизионщики, не в курсе этих дел?
— Про кинорынок не очень. Но на телевидении фильмы закупаются точно так же, как и этот Коробов говорил. Там даже за голливудские шедевры торгуются до последнего.
— Это и понятно. Рынок есть рынок, — с досадой проговорил Виталий. — Как же я сразу об этом не подумал? Это потому, что в жизни никогда не торговался и не знаю даже как цены сбивать.
Зазвенел телефон. Думая опять, что это Виктория, он хотел даже сбросить вызов, настолько паршивым было настроение. Но оказался Тумак.
— Привет, Виталь. Ну че, я решил тут с дисками. Твои одиннадцать дисков влезли в девять, как говорили, в формате VCD. Заказываем?
— Да, — почти отрешенно ответил Бандера. — Сколько там денег нужно в общей сложности?
Во время разговора в комнату вошла жена Андрея Лида и жестом стала звать их на ужин. Глядя на нее, Виталий сразу вспомнил свою Ириску. Интересно, как она там? И его вдруг такая тоска взяла, что он сразу захотел домой. Мгновенно решившись уехать, тем более, что здесь его ничего не держало, он сказал Тумаку:
— Сань, ты проплати там эту первую половину по договору. Когда, говоришь, будет готово все? Ну вот, а за две недели я деньги соберу. У меня сейчас все равно нет, надо домой ехать. Я тебе оттуда вышлю, добро? А как готово будет, половину партии отправишь мне туда, я Новый год все равно там останусь отмечать. Ну, созвонимся еще, я, наверное, завтра вечером улечу уже. Давай.