Больно. Как же нестерпимо больно.
Из груди вырывается сухой всхлип, и Демон резко вскидывает голову.
Я вижу только ненависть и презрение в его карих глазах. Это взгляд, полоснув по душе, как по оголенному нерву, словно обливает меня ядовитой жижей.
Меня потряхивает, температура растет, даже находиться рядом с ним губительно для меня. Так почему впервые за полгода я ощущаю, что жива? Почему я живу только, когда смотрю на него?
Сжав челюсти, Демон откидывается на спинку дивана.
Вижу, что ширинка расстегнута. Успел кого-то уже завалить? Где ж его новая, или она тоже сбежала?
От мысли, что пока я в баре заново горела в аду, он кого-то драл, мне хочется все расколотить.
— Охуеть, — почти по слогам выдает Демон. Речь внятная, значит, соображает. — Ну что ж. Раз сама пришла…
Он лениво тянется за спину и, достав бумажник, туго набитый деньгами, пренебрежительно бросает его на стеклянный столик, заставленный стаканами и бутылками, четко попадая в пепельницу.
Кожаные края лопатника еле сходятся от шуршащих бумажек. Ну конечно, золотая молодежь предпочитает развлекаться за наличные, чтоб никаких следов не оставалось.
Молча перевожу взгляд обратно на него, и дыхание застревает у меня в груди. Холодная ярость в его глазах уступает место чему-то совсем темному, жадному и порочному.
— Видишь? Я готов заплатить, — бьет словами наотмашь. — Раздвигай ноги.
Глава 3
Демон
Лишь в первую секунду я верю, что это глюк.
Но глаза меня не обманывают. Инга.
Нутро, раздираемое изнутри когтями рвущегося к ней зверя, сразу дает понять, что это реальность. Ебучая химия между нами, никуда не делась. Я не помню, когда я встрял, но, походу, я взял билет в один конец. И это, сука, убивает.
И ничего в ней нет. Обычная смазливая лялька.
Стоит тут змея-принцесса!
Бери, сука, выше: злая королева из моих кошмаров. Тварь, от которой не могу отвести взгляда. В ушах шумит, кровь толчками ударяет в голову, прямо сейчас меня шарашит током изнутри. Зовите доктора, блядь!
И видит, сто пудов, как меня сейчас корежит.
Нестерпимо хочется опрокинуть в себя стакан, но для этого придется отвезти взгляд, моргнуть. Невозможно.
В ресторане я еще сдерживался. Чуть не раздавил в руке сунутый мне Маськой фужер с шампунем. Не знаю, как справился, на троечку — верняк, но это не точно.
Она же здесь, значит, прокололся.
Как бы я хотел думать, что на долбаную вечерину она приперлась ради меня, но по лживым глазам видел, что для нее это неприятный сюрприз. Вздрагивает и отворачивается. Как ни в чем ни бывало. А я ловлю откат по-жесткому.
Мгновенное желание схватить, тряхнуть, придушить, чтоб не смела отворачиваться. Намотать блядские черные волосы на кулак. Я шесть месяцев гнию, загибаюсь, а она улыбается какому-то ублюдку. Сколько их было?
Все силы уходят на внешний контроль, внутренний летит в чертову бездну. Все, ахтунг!
Жопой чуя, грядущий пиздец, нарисовывается Рэм:
— Все в норме? — спрашивает он.
Более дебильного вопроса и придумать нельзя. В норме? В какой, блядь, норме? Меня разрывает на части, черная глухая ярость заволакивает глаза, вены сейчас лопнут.
Перевожу взгляд на Рэма, и он затыкается.
Правильно. На хуй не хочу слушать бред про «забей». Мог бы, уже б забил.
Рэм делает знак Каримову и сливается куда-то. Будут готовить плацдарм для спуска пара. А, я мрачно послонявшись, выбираю точку обзора, где наглая стерва как на ладони. Срань господня, сел, блядь, за фикусом!
Смотрю и понимаю — катастрофа. Запредельный мандец.
Гадина не изменилась.
Поозиравшись немного, явно выкидывает меня из головы и жмется к этому уебку, а я, как конченый, пялюсь на волосы, опускающиеся почти до самой задницы, обтянутой черным, траурным по моему хлипкому спокойствию, платьишком. Пялюсь на ноги. Она в чулках или колготках? Горячая волна ударяет в пах. Там под коленкой у нее шрам. Как маньяк представляю, чем она сейчас пахнет.
Мучительное осознание своей зависимости от нее раскатывает меня от фикуса и вокруг земли. Это не шок, потому что, подыхая без Инги все эти месяцы, я в глубине души догадывался, что крыша съехала, не оставив нового адреса, насовсем.