— У меня мозг это просто не вмещает, — признается Жанна. — Ты ничего не рассказывала…
Зато сейчас исповедуюсь, потому что хоть кому-то я должна рассказать.
В темноте крохотной Жанкиной кухни я заново прохожу через этот ад.
— Слухи пошли по универу. Это был трешовый треш. Я такого наслушалась. Лютую дичину. Люди, не стесняясь, мне в глаза говорили.
Каждая мерзость отпечаталась намертво. Не сотрешь. До сих пор жжет каленым железом. Жанна лежала в больнице и не застала все это дерьмо. Хоть кого-то не заразила это дрянь. Странно, что ей никто не рассказал. Наверное, после сессии нашли другую тему для трепа.
— Теперь хоть понятно, чего ты перевелась. Когда ты забрала документы, это был шок. Но, Инг, надо было просто взять академ. За год бы все улеглось… Он бы уже закончил магистратуру и свалил.
— Шевченко не хотел ставить экзамен, потому что я ему не дала. Он же только развелся. Злой на всех. И все бабы — шлюхи. Уперся: или раздвигай ноги, или вали. Я перевелась, сдавала уже в Педухе.
До сих пор с души воротит от его липких пухлых ладошек.
Вспоминаю, и тошнота накатывает.
Даже пожаловаться некому было. С той репутацией, что меня наградили… Кто бы мне поверил?
Снова вспоминаю, через что прошла.
Это ощущение липкой грязи, замаранности. Гадливости.
Бессилие от невозможности доказать правду.
Потому то никто ее знать не хочет. Намного интереснее грязная ложь. Ее можно смачно обсасывать, добавлять придуманные детали, смотреть, как рушится чужая жизнь. Суки с попкорном.
— Не… ну Демон борзый, конечно, но ты уверена, что травля была его идеей?
— Не его, так его дружков. Он знал, что происходит, и не остановил, — сердце в очередной раз сжимается. — Я две недели наблюдала его тачку на парковке рядом с универом.
— Мне казалось у вас любовь неземная. Завистью исходила, — Жанна растеряна. — Не верится.
— Да он не скрывал. Сегодня вот подтвердил. Сказал, правильно делала, что на глаза не показывалась. Что жизни он мне не даст.
— Но ведь можно доказать…
— Я писала в техподдержку этого сайта. Требовала предоставить информацию. Но пока они там дошли до моего заявления, меня задолбали звонками всякие извращенцы. У дома караулили. Скандалы устраивали, что я — динамо. А потом у меня появились проблемы посерьезнее. Бабки в подъезде устроили фронду, чтоб меня выселить. Проститутка же.
— А полиция?
— Сказали, розыгрыш. Сами разбирайтесь.
— Это как? — охренела Жанка. — Тут же кража. Ну этих… персональных данных, с которыми все теперь так носятся…
Я устало смотрю на нее воспаленными глазами.
Подруга понятливо кивает. Ну да, ищи кому выгодно. А тут какая выгода? Хрен найдешь, а найдешь — не докажешь. И кто будет наказывать золотого мальчика?
— Я не знаю, что сказать… Как ты справилась-то?
— Как-то. Я так думала. Оказалось, нет. Один шанс увидеть его, и я побежала.
— Не понимаю. Он же на тебя надышаться не мог. Девки все со злости кипятком ссали. Как поверил-то?
— И я не понимала. Как последняя тряпка, все звонила ему, бегала за ним, хотела достучаться. А он меня игнорил.
Маська меня пожалела, вправила мозги.
Я и ей не верила до последнего. Но увиденное своими глазами и услышанное собственными ушами…
— Инга, да не унижайся ты так. Смотреть противно! — Маська встречает меня на пороге дома Горелова. — Ты, что? Всерьез думаешь, Демон не в курсе, что это подстава?
Я смотрю на нее больными глазами и не понимаю, что она хочет мне сказать.
— Пойдем, — психуя, Маська дергает меня за руку и втаскивает в дом.
Тащит меня в гостиную первого этажа, где в центре на кресле Горелов под грохот музыки из колонок трахает какую-то девицу. С меня словно кожу заживо сдирают. Вижу, как ходят мышцы под кожей, как характерно толкается он между задранных ног. На меня обрушивается тонна боли. Или даже мегатонны. Ясно одно, мне столько не выдержать.
Дав мне полюбоваться, Маська выталкивает меня обратно в прихожую.
— Теперь поняла?
Не в силах сказать хоть что-то, я тупо смотрю на нее. Меня парализовало. Остановка сердца. Прямо сейчас я умираю.