— Если бы я попытался слепить из нее другого человека, то у меня бы ничего не вышло.
Настя фыркает и выходит встряхнув волосами.
— И еще, Мила, — Адам смотрит на меня, — ты знатная истеричка. Таким выпадам, как у тебя, не научишь же.
— Ты мог об этом не говорить, — недовольно цыкаю я. — У меня сердечко почти замерло от твоих слов, а ты взял и все испортил.
— И ты теперь знаешь, — он вальяжно шагает к лестнице, — что я тебя сейчас не отпущу. Я зациклился на тебе, — неторопливо спускается.
— Ты сказал сейчас, — внимательно слежу за каждым его движением, — значит, потом ты, возможно, решишь от меня избавиться, когда ты удовлетворишь комплексы брошенки?
— Ауч, Мила, — усмехается. — Я — брошенка?
— А кто ты?
— Допустим, брошенка, — подплывает к столику и садится напротив с улыбкой, — другой вопрос, кто ты, Мила? Давай начистоту, в тебе ко мне чувства не остыли. Ты эти пять лет была без мужчины, никого не подпускала, и сейчас, пусть ты отчаянно скалишь на меня зубы, не желаешь, чтобы мы опять разбежались.
— Я тоже, знаешь ли, тоскую по тому образу мужика, которого я себе придумала за две недели, — закидываю ногу на ногу.
— А какого меня ты себе придумала? Я бы с удовольствием послушал, — скалится в улыбке. — А то я утомился от твоих претензий, обвинений и оскорблений. Давай разнообразим весь этот поток твоими фантазиями об идеальном Адаме.
— Смысл о нем говорить?
— Не юли, Мила, — Адам смеется. — Утоли мое любопытство и отвлеки от того, что я только что решил выбросить двести штук на ветер.
— Ты ведь такой щедрый.
Адам не отводит от меня взгляда и терпеливо ждет от меня откровений об Адаме из прошлого, а я не хочу ему отвечать.
Адам из моих фантазий не складывается в четкую картинку, и я не могу его описать, и дать ему определенных характеристик.
Я помню, что мне было с ним хорошо. Я помню, как задыхалась от нежности в его объятиях, как сердце выпрыгивало из груди, но вот конкретики, какой личностью был Адам, у меня нет.
Да, как любовник он был хорош. А как человек? Стабильный, ответственный, заботливый?
— Что-то ты долго думаешь, Мила.
Вся моя тоска по Адаму сходится лишь к моим эмоциям и удовольствию, но не к отношениям с Адамом, как с человеком. Я за эти две недели получила мощнейшую дозу эндорфинов, и я была, по сути, обдолбана влюбленностью и гормональным всплеском. И все эти пять лет я скучала не по Адаму, как таковому, а по тому кайфу, который я словила рядом с ним.
— Мила, — Адам вскидывает бровь. — Что-то ты зависла. Настолько твой Адам из фантазий сложный?
— Я тогда убежала не из-за твоей жены, — шепчу я, — а потому что не хотела знать, кто ты есть, Адам. Хороший ты человек или плохой. Я ничего не хотела о тебе знать.
Глава 43. Мама нас уделала
— Бинго, — Адам улыбается.
Впервые без издевки и высокомерия, а я, оторопев от своей честности, молча моргаю.
Я боялась переступить с Адамом грань, за которой меня ждали бы серьезные с ним отношения.
Мы ничего друг о друге не знали, и мне это нравилось. Эта легкость, это волнение перед встречами.
Я ведь могла тогда его выслушать, закатить скандал и выяснить отношения, но это, было бы не так увлекательно и весело. Я выбрала сбежать, и мои страдания и слезы тоже были, своего рода, удовольствием для неопытной студентки.
Как я себя жалела!
Как я навзрыд плакала, проживая обиду за его обман! Я делала это с девичьим упоением.
Можно сказать, что я должна была выполнить норму первой влюбленности и глупых страдашек по негодяю, который разбил мне сердце.
— Возможно, я и выбрала тебя, потому что ты идеально подходил под роль того, кто мне разобьет сердце, — обескураженно шепчу я.
— Вот так откровение, — Адам вздыхает.
— Да, — медленно моргаю я. — Ведь у каждой женщины в анамнезе должен быть козел, о котором постоянно возвращаешься в воспоминаниях.
— И как часто ты обо мне вспоминала?
— А ты как думаешь? — усмехаюсь я. — Ваня — твоя копия.
— Это мило.
И я знала, что тогда Адам не врал, когда говорил, что настроен по отношению ко мне серьезно. Я испугалась этого “серьезно” и сопряженных с его намерениями проблем, потому что не увидела в нем того, с кем могу прожить жизнь.
Мне было достаточно томных вечеров в его объятиях, глупой болтовни и игривых свиданий.
Дальше я не планировала заходить.
— Ты должен был остаться моей первой несчастной любовью, — серьезно говорю я. И ты ведь сыграл свою роль, как по нотам.
— Идеальный бывший, — Адам усмехается.