— Ты их, что, выдрессировал? — удивленно кошу на него взгляд.
— Если бы не выдрессировал, то они бы обнаглели, — с толикой самодовольства отвечает Адам, — а это мой лес, и я тут Альфа.
— Альфа? — не могу сдержать смешок.
— Я тут даже белок строю, — хмыкает в ответ. — Чем тебе не Альфа?
Вновь прищелкивает языком, и белки кидаются к ладони охнувшего Вани. Одна из них меняет направление и через несколько прыжков оказывается у моей ладони.
— А эта поумнее остальных, — шепчу я, и перевожу взгляд на Адама. — А имена у них есть?
— Нет. Они же дикие. И клички лишают диких животных свободы, — встает и медленно разминает плечи.
— Да ладно, — фыркаю я. — Выдрессировал, но клички лишают свободы? Нелогично.
Я, как и Ваня, с восторгом наблюдаем, как белки суетливо и голодно разгрызают орешки, дергая пушистыми хвостиками, а Адам за нами. Только с удивленным восторгом, а с теплой благосклонностью лесного Альфа-папы.
Белки быстро расправляются с угощением, и затем в ожидании новых орехов принюхиваются к воздуху.
— Они еще хотят, — Ваня поднимает взгляд на Адама.
— Им хватит, а то разленятся.
— Но пап, — Ваня собирается капризно законючить.
— Они дикие. Раскармливать их не стоит, — спокойно и уверенно отвечает Адам. — Разжиреют и не смогут по веткам прыгать.
Я тоже хочу потребовать новых орехов, но вместо этого тихо говорю:
— Папа прав, Ваня. Они должны и сами добывать себе еду, заготавливать ее на зиму, прыгать по веткам. Такая у них жизнь.
И от своих слов, что “папа прав” у меня сердечко так уютно екает. У Вани есть папа, с которым я могу разделить его воспитание.
Боже, какая я дура была, раз думала, что одна смогу вырастить сына. Да, я бы обеспечила его основные потребности, но я бы не стала для него отцом, который покажет дрессированных белок и скажет, что нельзя их перекармливать.
Адам щелкает языком, и белки прыгают на ствол, растопырив лапки и быстро-быстро карабкаются вверх к ветвям, цепляясь за кору острыми коготками.
— Но папа…
Ваня надувает щеки, выпячивает нижнюю губу с серьезной угрозой устроить истерику.
Я с интересом затихаю.
С пони Адам растерялся, а сейчас?
Ваня хочет истерики. Я по его решительным глазам вижу. И это истерика будет сыгранной специально для Адама, чтобы его статус Альфа-папы продавить.
— Папа…
Ваня аж сжимает кулаки от своей непреклонности перед строгим папой. И это так мило, что я закусываю губы и прячу улыбку.
— Так, — Адам скрещивает руки и невозмутимо отвечает. — Хорошо. Позови их.
Ваня медленно выдыхает и вскидывает лицо к веткам. Пытается прищелкнуть языком, но у него выходит звук между “чмок” и “чавк”.
Выдерживает паузу около минуты и повторяет свой призыв, и в этот раз выходит лучше, но белки не бегут.
— Не идут, — Ваня сердито смотрит на Адама. — У меня орешков нет.
Адам лезет в карман, вкладывает в его ладонь несколько орешков фундука.
Ваня важно говорит:
— Спасибо, — и опять пытается пощелкать языком на сосну.
Переглядываюсь с Адамом, который тоже едва сдерживает улыбку.
— Они меня не слушаются, — возмущенно охает Ваня. — Папа!
— Я прошел долгий путь, чтобы завоевать их доверие, сынок, — с наигранной суровостью отвечает Адам.
Ваня прячет орешки в карман, отряхивает ручки о штанишки и с недоверием смотрит на Адама:
— Вредные белки.
— Очень, — соглашается Адам.
— А мишки тут есть? — спрашивает Ваня, позабыв о своем желании поистерить.
— Нет.
— А волки?
— Нет, — Адам качаете головой. Когда Ваня хмурится, он понижает голос до шепота. — Но тут иногда бегает косуля.
— Правда? — округляю глаза. — Настоящая косуля? Пошли искать косулю, а? Ты ведь и ее выдрессировал?
Глава 53. Нет, не мог
— Она иногда выходит к дому, — обещает Адам.
Мы нашли вместо косули ежа. Он пофыркал на испуганного Ваню и убежал в кустики по своим важным ежиным делам.
— Ладно, — вздыхаю я. — Уже темнеет.
И вот, мы сворачиваем к тропинке, и между нами решительно вклинивается Ваня, который берет нас за руки. Мы с Адамом аж останавливаемся.
Ваня переводит взгляд с него на меня, и моська такая довольная, что щемит в груди.
Вот она простая радость — держать родителей за руки.
— Идем? — спрашивает Ваня.
Я поднимаю взгляд на Адама, который тоже немного ошарашен трогательным моментом.
— Идем, конечно, — тихо отвечает он, — ведь время ужина.