— Да, — серьезно отвечает Ваня, — я кушать хочу.
Хочу сохранить в памяти эту тихую прогулку по лесу, потому что в груди нарастает тревога.
А если мы опять все это потеряем? Из-за своей глупости, эгоизма и гордыни? И мне опять будет больно?
— Что ты затихла?
— Мне страшно.
— Я же сказал, что тут нет медведей и волков.
— А если есть, то мы их съедим, — зловеще отзывается Ваня, а затем смеется, когда мы с Адамом вновь переглядываемся. — Я шучу. Мы с ними подружимся, — смотрит на Адама, — ты подружишься.
— А я вот не уверен, что смогу с медведем подружиться.
— Не бойся, мама, — Ваня теперь смотрит на меня чистыми и уверенными глазами. — Папа ведь рядом.
Самое сложное в семье — это кому-то довериться, ведь становишься уязвимым и открытым. Да, Адам рядом. И он не только может показать белочек, но и сделать больно так, как никто этого не сделает.
И когда я вижу у крыльца черную машину и рядом с ней незнакомого тощего мужика в сером костюме, который подчеркивает его высокий рост и нескладную фигуру, тревога достигает своего пика.
Лицо у Адама каменеет.
— А вот и старый волк пожаловал, — тихо отвечает он.
— Кто это?
— Отец Дианы. Валентин.
Напряжение Адама перекидывается и на Ваню, который хмурится. Валентин делает шаг к нам навстречу, и Адам выходит вперед, чтобы закрыть нас.
— Доброго вечера, — говорит Валентин и улыбается.
Только в его улыбке нет приветливости. Она натянутая и походит на оскал.
— Идите в дом, — Адам мельком оборачивается.
— Но…
Прикусываю язык. Не лучшее время спорить. Замечаю взгляд Валентина на Ване, который хмурится в ответ еще сильнее. Мне тоже не нравится этот взгляд. Он оценивающий, холодный и колючий.
— И ты нас не представишь? — интересуется Валентин, когда мы торопливо шагаем мимо.
— Без обид, но я даже в дом тебя не приглашу, — мрачно и сухо отвечает Адам. — Я тебя не ждал.
— Хорошенький мальчишка…
Я от его слов аж подхватываю с покряхтыванием на руки Ваню, бегу по ступеням вверх и влетаю в дом.
— Да я с миром! — лети мне в спину. — Господи… Адам, это ты ей в глаз дал?
— Ужин накрыт, — к нам с Ваней выходит домработница Катерина и мило улыбается.
Раздумываю несколько секунд, спускаю Ваню с руки шепчу ему:
— Иди с тетей Катей.
— Но…
— Я сейчас должна быть с папой, — обхватываю его насупленное личико.
— Ладно.
Катя протягивает руку, и Ваня послушно сжимает ее ладонь. Дожидаюсь, когда они скроются из вида, и медленно выдыхаю.
Это ведь и меня касается?
Если я решила дать шанс Адаму, то должна показать отцу Дианы, что я тут не гостья и что я женщина хозяина этого дома.
И я не девочка, чтобы прятаться. На Ваню глазеть не стоит, а на мой синяк — пожалуйста.
Я решительно выхожу на крыльцо. Адам оглядывается. И в его глазах нет гнева или раздражения, поэтому я на носочках перепрыгиваю через ступени и подхожу к нему, мило улыбнувшись Валентину.
— Сына спрятала? — спрашивает он.
— У сына по расписанию ужин.
Адам приобнимает меня за талию под внимательным взглядом Валентина и привлекает к себе.
— Так тут все серьезно, — вздыхает он.
— Да, — Адам кивает. — Очередной нудный разговор о том, что нам с Дианой стоит попробовать — бессмысленно.
— Если тебе удалось все довести до развода, Адам, — Валентин смотрит на лес, — и остаться со мной в относительно ровных отношениях, то я согласился с тем, что с Дианой ничего не выйдет. Я думал… стерпиться-слюбится… — переводит взгляд на Адама. — Я не знал про ее аборт, Адам. Только сегодня узнал из ее истерики. Почему не сказал?
— Зачем? Это касалось только нас.
У меня руки холодеют от тяжелого взгляда.
— Нет. Это и меня касалось. Это ведь и моя кровь. Все это затевалось не для того, чтобы просто выдать за тебя замуж, а ради детей. Ради внуков.
— Вероятно, она должна была сама выбрать себе мужа, чтобы потом не было аборта, — глухо отвечает Адам.
— Ты хоть знаешь, с кем она сейчас связалась?
— Мне все равно.
Валентин цепко вглядывается в его глаза, выискиваю в них правду, и разочарованно поджимает тонкие губы.
— Уезжай, — Адам качает головой. — Династического брака не вышло. Донеси уже это до своей дочери. Она ведь тоже не хотела за меня замуж, но ты ей не дал выбора. И все эти ее метания лишь из-за того, что она хочет жить своей жизнью и этим самым не оправдывает надежд папули.
— Ты ведь мог…
— Не мог, — чеканить Адам.
Валентин передергивает острыми плечами, распахивает дверцу машины и ныряет в салон: