— И почему?
— Он на разгадке этой великой тайны он заснул, — Адам зевает. — И я чуть сам там не заснул, но, — медленно моргает, прогоняя сонливость, — я тебе чай должен.
— Да. Я его уже начала готовить.
— Так не пойдет, — мягко убирает меня в сторону и подхватывает с доски нож. — Только оставишь тебя без присмотра, так ты самодеятельность тут устраиваешь. Отшлепаю.
Косит на меня взгляд и ждет моей реакции.
— Притормози, — шепчу я, а сама чувствую, как краснею от его взгляда. — Что это еще за фантазии.
— Я для порядка и ласково. Тебе понравится.
— Чай, Адам, — с угрозой поднимаю указательный палец к его лицу. — Сейчас мне должен понравиться твой чай.
— Бессердечная.
Лихо подкидывает нож в воздухе и ловко его ловит, чтобы потом крутануть его в пальцах.
— Давай, восхищайся мной.
— Вау, — шепчу я. — Только Ване этот фокус не показывай.
— Мы начнем с палочек, — уверенно перехватывает рукоять ножа и гипнотизирует меня быстрыми и плавными движениями лезвия, которое срезает с имбиря тонкие слайсы.
Медленно отступаю, незаметно умыкнув смартфон со столешницы, и Адам замирает, настороженно глядя на меня:
— Что?
— Продолжай.
Когда Адам возвращается к имбирю, я фотографирую его, чтобы оставить в истории тот момент, как возится на кухне.
— Это точно новый уровень наших отношений, раз ты меня сфотографировать, — закидывает имбирь в стеклянный чайник. — Но ты в следующий раз предупреди, чтобы я попозировал.
Убираю телефон в карман, приваливаюсь к холодильнику, наблюдая за Адамом.
— Что ты притихла?
— Я думаю, что белки с пони не могут дружить, потому что они отгрызают копыта, — серьезно отвечаю я.
— Что? — Адам удивленно смотрит на меня.
— Я про крыс такое слышала. Белки те же крысы, — пожимаю плечами. — Только древесные.
— Давай мы не будем об этом говорить Ване, а то мне самому не по себе.
В кармане коротко вибрирует телефон. Сообщение от незнакомого номера.
Мила, я рада, что вы с папой помирились. И прости меня. Я его любила и люблю. Жизнь такая неправильная. И я в ней тоже была неправильная.
Глава 56. У нас получится?
— Не слишком сладко? Кажется, я переборщил с медом?
Делаю глоток горячего чая. Остро-сладкий, густой, согревающий.
— Все отлично, — поднимаю взгляд, и Адам облегченно выдыхает, откинувшись на спинку стула.
— Я так перенервничал.
— А по тебе не скажешь.
— Аж ладони вспотели.
— Это странно, — шепчу я. — Еще вчера я была готова тебя убить, а сегодня я уже думаю, что это было бы ошибкой.
— От ненависти до любви — один шаг? — вскидывает бровь.
— И за эти сутки я будто целую жизнь прожила, — делаю новый глоток.
— Ну, не всю жизнь, — отвечает Адам, — но попытались нагнать пять лет точно.
— Что бы ты тогда сказал мне, если бы я не убежала?
Раз мы нагоняем пять упущенных лет, то надо закрыть все вопросы, чтобы шагнуть в новый день без багажа недосказанных слов.
— Я бы сказал все, что ты за это день узнала. Другой вопрос, поверила бы ты?
— Тогда — нет. Мы тоже это выяснили, но может… тогда бы не было аварии.
Опускаю взгляд, а затем через несколько секунд смотрю на Адама:
— У меня есть еще один вопрос.
— Если я еще не убежал, перевернув стол, то я готов отвечать на все твои вопросы.
— Я о Насте…
Едва заметно хмурится, но не психует.
— Спрашивай.
Отставляю чашку, провожу пальцем по ее краем и вздыхаю:
— Как мне расценивать то, что ты ей пообещал такую крупную сумму денег? Я не из жадности спрашиваю. Меня напрягла эта ситуация.
— Показать, что у нас за отношения были…
— И совесть свою успокоить. — Вопросительно приподнимаю бровь.
— Я решил от нее откупиться, — Адам медленно постукивает пальцами по столу. — Я не такой уж совестливый мужик, Мила, но я понимаю, что вся эта ситуация — нездоровая. Я заставил ее быть кем-то другим, и я решил, что цена этому — двести кусков. Хорошая сумма, чтобы Настя начала новую жизнь… — делает паузу и продолжает, — и да, я признаю, что Настя была извращением.
— Еще каким, — медленно киваю я.
Молчим. Почему все серьезные разговоры приходят к тишине и неловкости?
— Мила, мне было страшно, больно и одиноко, — Адам вглядывается в мои глаза. — Я не имел права в таком состоянии тащить тебя к себе. Я каждый день после того как очнулся, думал спустить на тебя своих псов, чтобы они тебя за шкирку приволокли ко мне. Я не искал о тебе никакой информации, чтобы не сорваться. И да, я винил тебя в том, что я не мог ходить и что не мог спать ночами от дикой боли во всем теле, и Настя стала отвлекающим раздражителем, как плюшевый заяц для охотничьей собаки.