– Заполучи, фашист, гранату! – заорал Гирин, краем сознания отмечая непонятный толчок в спину. Боль ошпарила ожогом, и автомат выпал из рук. Иван, кусая губы, нагнулся за оружием…
И бысть тьма.
…Гирин пришел в себя не сразу, возвращаясь постепенно, от усилия к усилию. Первым делом вернулось ощущение пространства. Он лежал, но вовсе не твердый, исцарапанный металл кузова вжимался в спину. Ивану было мягко.
Потом прорезался слух. Привычная гулкость корабельной утробы… Грюканье люков, визг кремальер…
И вот открылись глаза. Заморгали от неяркого света, покосились, обвели взглядом… Корабельный медблок. Лазарет.
«Ага… Ранили меня, что ли?» – лениво протекла мысль.
Иван пошевелил ногами. На месте. Испуг, только что холодивший душу, опал. Руки… Ох… Похоже, грудину задело. Вот же ж…
Негромко клацнула дверь, и комингс переступил врач, седоусый и седобровый.
«Ему бы еще бородку, – подумал Гирин отстраненно, – вылитый Айболит получится…»
– Ага! – довольно покивал капитан медслужбы. – Глазами лупаем? Это хорошо…
Врач присел, ухватив Ванино запястье. Сопя и глядя на секундную стрелку, измерил пульс.
– Товарищ капитан, здорово меня?
– Жить будешь, товарищ старший матрос.
– А как мы… Справились хоть?
– Президента спасли, белых наемников перебили, среди наших потерь нет. Доволен?
– Ага! А черные? Ну, эти, на «Бунавентуре»?
– А, эти… – капитан медслужбы отошел к умывальнику, и обстоятельно вымыл руки. – Этим, товарищ Гирин, сильно не повезло – встретились с «Ташкентом». Хватило двух очередей АК-726… Ну, ладно, у меня еще Баныкин. Выздоравливай!
– Ага… – слабо отозвался Иван. Заспешил: – Привет ему! – но дверь уже лязгнула, закрываясь.
«Ну, и ладно, – вздохнул Гирин. – Поправлюсь – сам передам… Только… это… Слышь, организм? Ты давай поживее… того… выздоравливай, а то я так ничего толком и не увижу!»
Суббота, 21 января. День
Москва, проспект Калинина
Наш милый заговор с мамой удался на славу. Мне, правда, пришлось задействовать свои связи, но куда ж без них? Выезд в страны СЭВ официально разрешили, однако осторожничали. А то мало ли… Вдруг сразу миллионная масса народу рванет за границу? Хаос, давка, пробки… Кому это надо? Вот и прикручивали кран, дозировали выезжающих тонкой струйкой.
Хотите устроиться на работу в ЧССР? А приглашение у вас есть? Ах, нету? Ну, тогда приходите позже, когда будет… А вы, значит, желаете поступить в Берлинский университет? Похвально. А направление ваше где?.. Слушаю вас. Куда? В Прагу? С целью?.. Просто посмотреть? Понятно… Студентка? Ясно… Ну-у, можно по путевочке. Через наш «Спутник» или чешский «Орбис». Пожалуйста…
В агентство «Орбис» я заехал утром, уже на нервах. Время, время… Мама вот-вот закончит зимнюю сессию, двадцать шестого ей вылетать! Съездил, купил сначала два билета на самолет, и помчался за путевкой для Ритки… Были!!!
Оформил. Рассчитался. Успокоился. Фу-у…
…Я с удовольствием потянулся, вспоминая мои утрешние метания. Созвониться-то я созвонился, в турагентстве меня заверили, что недельные туры в наличии, несезон ведь. «Тем более, пани Гариной не требуется гостиница…»
У девушки из «Орбиса» был приятный голос, она мило тянула гласные и смягчала «г» почти на украинский манер…
Тут в тихой приемной вдруг зашумели, загомонили, и в дверь просунулась хорошенькая Наташина мордашка.
– Шеф, – улыбнулась секретарша, – тут к вам…
– Запускай! – сделал я благодушный жест.
И в кабинет решительно шагнул Жорес Алферов. Будущий нобелевский лауреат еще не успел, как следует поседеть. Двигался он энергично и был весьма оживлен, а за профессором и член-корреспондентом, как выводок за уткой, семенили молодые, зубастые мэ-нэ-эсы.
– Жорес Ива-анович… – вышел я из-за стола.
– Михаил Петро-ович! – в тон заулыбался Алферов.
– Просто Михаил, этого достаточно. Не дорос я пока до отчеств.
Мы церемонно пожали друг другу руки, будто на высшем уровне, и я предложил всем садиться. Благо, Ромуальдыч подсуетился и заволок мне в кабинет пару диванов. Спасибо, хоть не длинный стол для заседаний.
– Меня очень, очень заинтересовали работы парней из МФТИ, – Жорес Иванович повел рукой в сторону смирно сидевших физиков, рослых, бородатых очкариков. – Жаль, очень жаль, что мы поздновато спохватились, и первооткрыватели светодиодов – сплошь западные…
– А наш Лосев? – чуть обиженно забасил широкоплечий бородач в круглых очках, как у Гарри Поттера.
– Лосев умер в блокаду, – суховато напомнил я, – и о его «световых реле» благополучно забыли.
– Увы, – чуть виновато покивал Алферов. – Байард и Питтман изобрели инфракрасный светодиод. Ник Холоньяк разработал красный, а Крафорд – желтый. Жак Панков создал первый синий светодиод на основе нитрида галлия… Ладно, приоритеты не за нами! Но ребята открыли технологию изготовления дешевых… этих самых… «световых реле»! Остается лишь впрячься по-хорошему, и начать серийное промышленное производство светоизлучающих диодов!
– На гетероструктурах, – подхватил я, замечая довольный румянец на щеках профессора и член-корреспондента.
– Они прочные, – загудел вдохновленный бородач, – и никакая нить накаливания в них не стряхнется. Долговечные… Спектральная чистота и никакой инерционности. Сразу – раз! – и на всю яркость…
– Это ж какие индикаторы выйдут… – подал голос самый тихий МНС, зажатый в уголку.
– Товарищи! – расплылся я, замечая выглядывающих из приемной Свету с Алей. – Да вы даже не представляете, на что вышли! Индикаторы… Из светодиодов можно и лампочки делать, и фары! А если собрать светодиодные модули? С управлением от контроллеров? Получится плоская панель цветного телевизора!
Тут уж в дверях и Тимоша замаячила, и подозрительно сиявшая Рита.
– Причем, любого размера, хоть на всю улицу! – разливался я. – Поэтому сделаем так… За мной опытно-промышленная лаборатория и оборудование – товарищ Вайткус достанет всё, что можно и нельзя. А финансирование я и сам выбью. Мне просто позарез нужно, чтобы наш «Рубин» или «Рекорд» первым выпустил СИД-телевизор!
– Вот это по-нашему! – крякнул профессор. – Очень, очень рад нашему сотрудничеству, Михаил!
– Взаимно, – светски шаркнул я ножкой.
Все бороды разом расщеперились улыбками. Потискав мне руку по очереди – аж пальцы склеивались – младшие научные сотрудники удалились, шумно судача на недоступные смертным темы, а в кабинет проскользнула Рита. Затворив дверь, девушка бросилась ко мне.
– И-и-и! – запищала она, обнимая меня не слабее заросших физиков, и подпрыгивая на носочках. – Спасибо, спасибо, спасибо!
– Да за что? – слабо затрепыхался я.
– За путевку! За Прагу! За всё!
– Что, свекровка проболталась?
– Она по секрету! – Рита притихла на секундочку. – Я на радостях «Наполеон» тебе сделала! К вечеру должен пропитаться, как надо. Правда…
Я нежно провел ладонью по ее волосам – таким гладким, таким приятным на ощупь.
– Открой мне правду, красна девица…
Красна девица потупилась, розовея ушками.
– Ну-у… Сначала я хотела прибежать к тебе сюда и… Прямо тут, на столе…
– Отличная идея! – одобрил я. – Надо сказать Наташе, чтобы никого не пускала!
– Распу-утник… – ласково укорила Рита. – Так нельзя, это не по-товарищески. Мы здесь, а они там!
– Кто? – притворился я туповатым.
– Эгрегор! Это Тимоша нас всех назюкала. Помнишь, у нас тогда не получилось в «палатах»? Ну, чтобы всем гамузом?
– Да помню, конечно. Зина так переживает?
– Ну, да! Думает, всё из-за нее.
– Глупенькая… Ладно, зови всех сюда. Куда от вас денешься…
Девушка чмокнула меня в губы напоследок, и распахнула дверь.