– Врывайтесь!
Тимофеева, розовая от смущения, вошла первой, и я подмигнул ей, лишь бы взбодрить. Зиночка ответила неуверенной улыбкой, как будто проявляя свой характер, романтический и порывистый, скрытный, порой неукротимый. Когда она улыбалась, радуясь или смеясь, то выглядела обычной красоткой, как все. Но стоило ей не сдержать привычную робость, остаться собой – и Тимошины губки излучали истинное очарование.
– Ой, привет! – Альбина процокала к дивану, и уселась, оглаживая юбку.
– Привет, – Светлана примостилась рядышком.
Последней, заперев входную дверь, упруго вошла Наташа.
– Девчонки, – мягко заговорил я, – никто ни в чем не виноват. Вы все старались на «четыре» и «пять». А уж если у нас не вышло в то воскресенье, так это мне надо ставить «двойку»…
– Неправда… – буркнула Зина.
– Правда, правда… Мне приспичило направлять вашу Силу, а надо было просто помочь Тимоше. Так, давайте-ка сядем в кружок… – я придвинул поближе к большому дивану широкое кресло, устраиваясь сбоку. – Наташа, ты со мной… – девушка втиснулась рядом, розовея. Успокоительно глянув на Риту, добился сладкой улыбки в ответ. – Алечка, поменяйся местами со Светой. Ага… Всё, беремся за руки…
Податливая Наташина ладонь легла на коленку, я накрыл ее своей пятерней, а пальцами правой ухватил Ритину руку.
– Сосредотачиваемся… Не напрягаемся… Сила сама найдет путь… Зиночка, ты не отдаешь энергию, а забираешь ее…
Тимоша побледнела, серьезно кивнув. Прикрыла глаза трепещущими веками.
Я почти видел, как Сила гуляет по кругу, перетекает из тела в тело, вихрясь и бушуя, проступая порой мерцающей, переливчатой аурой. Никогда не говорил девушкам, что над их склоненными головками нежно сияют нимбы – так являет себя психодинамическое поле. Хихикать начнут, смущаться… Хорошо еще, что комсомолки, атеистки по определению…
Мои глаза закрылись сами, окончательно погружая на зыбкую грань между сознанием и подсознанием. Я чувствовал весь эгрегор целиком – ментальное слияние было приятным уже потому, что требовало абсолютного доверия и открытости. Но именно «души нараспашку» укрепляли наш дух, ибо никто из нас не был отягощен злом, и не таил в себе «темной стороны».
Я улыбнулся психодинамическому резонансу – наши сердца пульсировали в такт. И вот оно…
Обычно в генной памяти откладываются наиболее значимые фрагменты жизни, сильнее всего задевшие эмоции.
Поразительно… Видел я не глазами, а мозгом – как сон. Мутно и смутно. Единственное отличие – в memory of generations напрочь отсутствует причудливость сновидений. Кадры из памяти рода исключительно реалистичны. Как кинохроника.
Но сейчас, «сконнектившись» с Тимошиным мозгом, я наблюдал изумительно ясные и четкие картины. Никакого эффекта «старой пленки», никакой мути и смазанности! Такое создавалось впечатление, будто я, невидимый, стою на ромашковом лужку, залитым солнцем. Могучие ели и стройные березки ограждают поляну вкруговую. Ого! Моя кожа ощутила тепло и касание ветра!
Ну, не совсем, конечно, моя, а той молодой женщины, память которой открылась Зиночке. Рогнеды…
Рогнеда приподняла руками большие круглые груди, покрытые нежным загаром, и обернулась, явно улыбаясь, призывно и любяще. Ментальное кольцо, соединяющее эгрегор, замерцало, как плазма в Токамаке. Ну, еще бы…
Навстречу Рогнеде подался «мой» Олександр! Тоже голый и босый, он не прятал горящего взгляда.
– Хоть моя… – бархатисто вытолкнул целитель, делая шаг к возлюбленной.
Оставаться дальше в женском теле, пусть даже духовно, я никак не мог и активно не хотел.
Окно в минувшее затянулось, пропадая… Конец фильма.
Выскользнув обратно, в тысяча девятьсот семьдесят восьмой, я далеко не сразу собрался с мыслями. Раздрай полнейший.
Вот чем бы заняться по-настоящему! Какой-нибудь… этой… хронодинамикой!
Что толку с моих «успехов» на физическом поприще? Ну, получу я диплом, зароюсь в какую-нибудь ха-арошую проблему, вроде графена, и что? Себя-то не обманешь! Буду «совершать прорывы в науке», пользуясь послезнанием: сдирать под копирку то, что в прошлой жизни открыли через годы. Защищу кандидатскую, придет очередь докторской. Увешаюсь регалиями с ног до головы, а в душе будет свербить: «Самозванец!» А вот физика времени…
Только тут сплошная запредельность непознанного! Зато это – настоящее. С работ Козырева начать?
А девчонки шумели вразнобой:
– Так мы с тобой… Родичи, что ли? – громко зашептала Тимоша.
– Вельми понеже! – хихикнула Света. – Это, если Рогнеда от Олександра понесла!
– Ой, да они, может, давно уже!
– А хотите чайку? – Наташа неохотно выбралась из кресла, и поправила юбку. – У меня полный термос!
– А поехали лучше к нам! – воскликнула Рита. – Как раз «Наполеон» поспеет! Поехали! Миш, довезешь нас?
– Поехали! – встал я, подхватывая куртку.
– Вы езжайте, – засуетилась Наташа, – а я на метро…
– Нет уж! – я дружески приобнял девушку за талию. – Как-нибудь уместишься с Ритой на переднем!
– Ага! – подхватила моя с воодушевлением. – Будешь коленками сверкать. Он это любит!
– Чучелко… – вздохнул я.
Подав всем шубки, я выпроводил девчонок, и запер кабинет. Понедельник, конечно, начинается в субботу, но на сегодня хватит.
Уморился, однако.
Глава 15
Вторник, 24 января. Ближе к вечеру
Москва, улица Малая Бронная
Котова я встретил прямо у его дома. В пилотской кожаной куртке и унтах, он выглядел полярником тридцатых годов. Только толстые альпинистские шаровары да забавная лыжная шапочка с помпоном выбивались из стиля.
– Давайте, прогуляемся, Миша, – Игорь Максимович поправил шарф, и махнул рукой в сторону прудов. – А то засиделся что-то…
Я молча кивнул, ощущая за бодрыми словами тягучую печаль.
Наставник почуял, что его состояние вычислили, и легонько забрюзжал, уводя мою интуицию в пустой след:
– Возраст, Миша, возраст… – вздохнув, он взял деловитый тон. – Занятий больше не будет. Ты перенял всё, что я знаю и умею. Дальше – сам. Хотя… Ты, Миша, подошел к пределу человеческих возможностей. Больше Силы, чем есть в тебе сейчас, не накопишь. Это как с мышцами – хоть всю жизнь «качай железо», а полтонны мяса, как у буйвола, не нарастишь. Гены задают конечный размер – и всё, хоть ты тресни… Хм… – слабая улыбка осветила моложавое лицо. – Посмотришь на этих культуристов, бугрящихся мускулами… Так и ждешь, что кожа на них лопнет! Скажи: «Зачем тогда звал, если штудий не будет?»
– Да нет, отчего ж, – запротестовал я. – Мне за эти месяцы открылось столько, сколько за обе жизни не узнал!
– О, сколько нам открытий чудных… – продекламировал Котов, впадая в легкую рассеянность. – М-да… Никак не извернусь. Хм… Скажите, Миша, а когда в крайний раз срабатывало ваше предвидение близкого будущего? Ну, там, на пять минут вперед, на полчаса…
– Да давненько уже… – стал я вспоминать. – Как бы не год назад.
Наставник часто закивал, взглядывая на меня чуть искоса.
– Всё правильно, – вздохнул он, – эта способность проявляется лишь в моменты крайней опасности. Вот к этому я и подвожу. Если подытожить все наши экзерсисы, то выходит вот какая картина – ваша Сила, Миша, трансформировалась в боевой вариант. Все эти отражения зла, комбинации ударов с энергетическими выплесками… Короче говоря, Миша, вы стали воином. Оборона и нападение, разведка и диверсия – вот ваша, по Райкину, узкая специализация. Вы были очень разбросаны, Миша, когда мы встретились. Тратили Силу почем зря, размениваясь на пустяки, а нынче обрели цельность. Признаюсь, не хотел говорить вам раньше, чего именно хочу добиться, поскольку вы могли бы и воспротивиться…
– Мне что-то угрожает? – прямо, по-военному, спросил я.
– Ишь, какой вы шустрый… – усмехнулся Котов. – Прямой угрозы нет… Пока. Поймите, Миша, таким, как мы, всегда грозит опасность. Нас очень мало, и отсюда чрезвычайная уязвимость. Вы большой молодец, что задумали делиться Силой с одноклассницами! Вам будет, кого беречь – и кто станет беречь вас. А подруги вернее друзей. Так уж заведено…