На захмелевшего доктора наук лесть подействовала, как лекарство. Самодовольно улыбнувшись, Невструев заговорил, вплетая в речь бархатистые обертоны:
— Скрывали, да не скрыли! Иваненко как закогтился за тахионник, так и всё. Никого и близко не подпускал! Только у меня мозгов не меньше. Вы не слушайте тот бред, будто излучателем тахионов станут танки подбивать. Нет, в принципе, это не исключено… Но с таким же успехом можно и конфетти запускать с помощью баллистической ракеты! Да копеечному гранатомету легче справиться с Т-72 или с «Чифтеном», чем ускорителю, в который вбуханы миллиарды! Глупости это, сплошная дезинформация!
— Тс-с! — Мензис прижал палец к губам.
— А, ну да… — утишил голос агент. — Всё куда проще — и куда сложней… Тахионный излучатель — это самая чудовищная бомба в истории! — он поднял руку. — Только не перебивайте меня дилетантскими аргументами! Да, атомная бомба — это реакция деления, а водородная — реакция синтеза. И что? Упрощая, можно сказать, что ядерный взрыв или термоядерный — это мгновенное высвобождение колоссальной энергии в форме досветовых частиц — фотонов, нейтронов и прочих мюонов. Так вот, в тахионнике происходит то же самое, вот только частицы тут сверхсветовые, а скорость их — бесконечная! Ну, не буду утомлять вас математическими вывертами… Да, ускоритель — бандура немаленькая, так ведь и Царь-бомбу, ту самую Kuzma`s mother, тоже миниатюрной не назовешь — здоровенная, восемь метров длины, и в четыре обхвата! Скажу, чтобы было понятней. Если тахионную бомбу сбросить, скажем, на Нью-Йорк, то и сам город, и штат Нью-Джерси заодно, превратятся в гигантский кратер, глубиной более двух километров! Радиоактивная туча накроет всю Новую Англию, и Квебек, за компанию, а кратер… Да я просто вижу, как по его склонам стекает радиоактивный шлак, раскаленный добела, до пяти тысяч градусов! Но недолго — воды Атлантики затопят воронку. Тоже будет зрелище! — он растянул губы в зловещей усмешке. — Грохот… Гром… Необъятные тучи пара… Из-под кипящих волн просвечивает красный накал… И получите, янки, глубоководный залив! Кругленький такой, с остеклованными берегами…
— Да вы поэт, — усмехнулся Призрак Медведя.
— Станешь тут… — нахохлился Невструев, словно застеснявшись откровений.
— Epic fail… — впечатленно толкнул Мензис.
— Понимаете теперь? — глянул исподлобья «Сенсей». — Или вы думали, что я за доллары продался? Не-ет…
— И насколько такая… м-м… перспектива близка? — опасливо спросил Клегг.
— Понятия не имею… — заскучал агент. — На объекте сейчас только добровольцы работают — и живут там, безвыездно. А я же преподаю. Куда мне в затворники… М-м… Думаю, что на создание тахионной бомбы уйдет не менее трех, но и не более пяти лет.
— То есть, к восемьдесят четвертому можно ждать испытаний?
— Да какие, к черту, испытания? — вспылил Невструев. — Это же катаклизм! Кончик света! При взрыве тряхнет баллов на двенадцать по всей округе, даже за сотню километров всё развалит до основания, а в эпицентре… Там же вообще — провал в земной коре!
— Ну-у, этакий негабарит, да сбросить над Нью-Йорком… — затянул Клегг. — Хм… Вообще-то, в Советском Союзе строится самолет грузоподъемностью сто двадцать тонн…
— Все-то вы знаете! — желчно усмехнулся Александр Сергеевич. — Никакой дурак не станет слать бомбардировщик. Вообще-то, — передразнил он Мензиса, — в Советском Союзе запущена ракета-носитель «Раскат»! Она выведет в космос под сотню тонн груза. Понимаете? Тахионные бомбы будут грозить Западу именно оттуда, с орбиты! Со станции «Салют»!
Забывшись, Клегг отпустил яростный «fuck», и махом влил в себя полстакана водки.
— Расходимся! — сипло выдохнул он.
Понедельник, 31 декабря. Вечер
Московская область, объект «В», п/я 1410
До видеосвязи типа «Скайпа» было еще далеко. Даже открытку переслать по «мылу» — задача нерешаемая. Пока. Ни софта нет подходящего, ни «железа».
Поэтому с Риткой я общался, как в старину — изливал свое «скучаю, люблю» в письмах. Набрал полстраницы, отослал, а ответов пришло сразу три — и от Риты, и от мамы, и от Насти. Минут через десять комп пищал, не переставая: Аля с Изей, Зиночка с Дюхой, Света с Сосной, Наташка — все хором поздравляли меня с наступающим. А Маша на радостях выдала маленькую военную тайну — ее Жендоса отпустили на две недели!
Улыбаясь, я отстранился от «Коминтерна-2», и прогнул спину, закидывая руки на затылок. Хорошо…
Да, и мои далеко, и неприятель ходит кругами, а все равно здорово. Я прислушался — из коридора долетала музыка, слышались голоса. Молодежь отсчитывала минуты до полуночи, да и старая гвардия не отставала. Иваненко нынче примерял бороду Деда Мороза, а уж Снегурочек у нас хватает. На выбор.
Напевая, вошла Лена, торжественно занося маленькую коробочку, заклеенную сеточкой — обиталище для белого мышонка по кличке Пик.
— Мыш готов! — весело воскликнула девушка. — Миш, а, Миш? Ой, что-то я наугощалась… С Новым годом!
Она обняла меня, и поцеловала.
— С Новым годом! — улыбнулся я, притискивая Браилову по-приятельски. С удовольствием чмокнул в щеку.
Но ей этого было мало. Жадный рот искал мои губы, а когда нашел, девичьи ручки, гладившие мне шею, опустились, залезая в джинсы, чтобы мять и щипать ягодицы. Я обалдел.
Приятно было? Очень. Дыхание Лены стало прерывистым, она прижималась все теснее, требуя ласки, а я… Я хотел! У меня скулы сводило от желания, но… Ну, нельзя так!
Секундная слабость… Минутное удовольствие… А потом что? Но и уронить слова отказа — как?
Я осадил суетливые мысли, давая волю рукам. Стиснул девушку, прижал покрепче… Браилова замерла, унимая дыхание, и вытолкнула:
— Прости.
Я виновато разжал объятия. Лена, не поднимая глаз, отошла, бессмысленно поглаживая пальцами консоль пульта — и рывком взбежала по пандусу, исчезая в дверях.
А я остался. Ругая и себя, и ее, и весь прекрасный пол разом.
О, эти женщины! Влекут, манят, двигая эволюцию… Они могут холодно и равнодушно внимать словам любви, с насмешкой отвергать тех, кто грезит счастьем… Как это у Лопе де Веги?
«Любовью оскорбить нельзя, кто б не был тот, что грезит счастьем. Нас оскорбляют безучастьем…»
Я покачал головой. Мужчины всегда будут виноваты.
Вот, если бы я уступил Лене, мы бы сейчас барахтались на диване, исполняя обязательную одиннадцатиминутную программу.
А потом, когда отдышимся и придем в себя? Меня же обвинят в гнусных домогательствах! Приставал к хмельной женщине… Воспользовался слабостью… Соблазнил…
Но теперь-то еще хуже, потому как не домогался, не уступил искушенью! И как быть?
«А никак!» — разозлился я, и утопил клавишу «Пуск».
Гул ускорителя заглушал зовы Нового года. В главном канале выло, словно в огромной каминной трубе.
Я отпустил джойстики, и копирующий манипулятор повис за стеклом хронокамеры. Мышонок беспокойно шмыгал по кругу, обнюхивая прозрачный колпак, которым я прикрыл Пика. Иначе шмыгнет подопытный в уголок, и всё испортит.
Пришлось, конечно, и самому побегать. И к ускорительной секции смотался, и к эмиттерам заглянул. Но ничего, справился.
И один в поле воин.
Управление забросом я доверил программе — комп четко поддерживал идеальное соотношение параметров. Телеметрия подтверждала данный факт — вон, строчки так и бегут.
Конфигурация поля… Напряженность потока… Фокусировка пучка…
Всё идет штатно.
Локальное перемещение мыша я не заметил, моргнул. Оп! А хронокамера уже пуста. Только сияние расползается по двойным стеклам, словно потеки зеленой фосфоресцирующей жидкости.