Сафиро рассеянно откинула простыню и принялась обтирать мокрой тряпочкой живот мужчины. Погруженная в свои размышления, она не сразу заметила, что Сойер внимательно за ней наблюдает.
Быстро накрыв его простыней, она бросила тряпку в тазик и небрежно провела рукой по волосам.
– Ты проснулся! А я обмывала тебя холодной водой. У тебя лихорадка, ты весь горишь. Я пыталась снять жар.
Голос девушки доносился до Сойера откуда-то издалека.
– Голова... Кажется, я упал и ударился головой. У меня видения, – простонал молодой человек.
«Он совсем сонный, – подумала Сафиро. – Наверное, он даже не почувствовал, как я протирала ему живот».
– Макловио, – сказала она, нагнувшись, – тот человек, который только что был здесь. Что он говорил? Что он хотел?
– Поцеловать, – прошептал Сойер.
– Макловио хотел тебя поцеловать?
«О Господи! У Сойера длинные волосы... Наверное, Макловио спьяну принял его за женщину».
– Старуха, – сказал Сойер, – она пыталась... пыталась поцеловать... Снесла. Снесла на меня яйцо.
– Старуха пыталась тебя поцеловать и снесла на тебя яйцо?
Сафиро нахмурилась. «Сойер бредит», – догадалась она. В бреду люди часто рассказывают свои секреты. Может быть, слова Сойера помогут ей понять, кто он такой.
– Я тебя слушаю, Сойер, говори. Кидай груши. Он закрыл глаза.
– Груши...
– Ну да. Ты ведь американец. Ты знаешь это выражение. Давай же, кидай груши. Расскажи мне все.
Туман обволакивал мысли Сойера. Он никак не мог понять, при чем здесь груши и зачем их надо кидать.
– Сойер, расскажи мне, что у тебя на мозгах. Наконец до него дошло: она хочет знать, что у него на уме.
– Рогатка, – выпалил он первое, что взбрело в голову, – мальчик по имени Франсиско. В красном. Беззубая ведьма была в красном. Но это было... это было не в ковчеге. Он родился в хлеву.
Вслушиваясь в бормотание Сойера, Сафиро поняла, что Тья, Асукар и Педро уже успели с ним пообщаться.
– Дальше, Сойер. Ты слышал что-нибудь еще? Раненый продолжал говорить все, что приходило в голову.
– Кровь. Она сберегла рыболовные крючки. Много крови в доме с... белыми занавесками.
– Кровь?
Монахини говорили, что с ним случилось что-то ужасное. Наверное, сейчас он пытался это вспомнить.
– Кровь в доме? Чей это был дом, твой?
– Он скакал стоя... Хайме умер... Самая грозная... Боятся все.
Сафиро замерла.
– Кого, Сойер Донован? – наконец прошептала она. – Кого все боятся?
Она в ужасе ждала ответа.
Сойер открыл глаза. «Сапфиры, – подумал он. – Ее глаза горят, как огненные сапфиры».
– Банду, – пробормотал он, – банду Кинтана.
Как будто острый кинжал вонзился в сердце Сафиро.
Сойер знает, кто они такие! Теперь есть только один выход. Санта-Мария! Его надо убить!
Глава 3
– Лихорадка прошла, Chiquita, – объявила Тья, – когда он проснется, мы сможем с ним поговорить. Он еще слаб, но бредить больше не будет.
Сафиро смотрела, как Сойер ворочается на кровати. Его лицо, плечи и грудь блестели от пота. Он был таким мокрым, как будто только что вылез из реки.
Человек только начал выздоравливать, а она должна лишить его жизни...
«Но когда, когда это сделать?» – в сотый раз спрашивала себя Сафиро. Решение убить Сойера появилось у нее четыре дня назад. Но в первый день она была занята – снова пыталась построить курятник. Разве можно браться за убийство, когда не все сделано по хозяйству? А курятник до сих пор стоял недостроенным. На другой день она ходила в монастырь. Надо было сообщить монахиням о злополучной встрече Сойера с Марипосой, а заодно опять одолжить у них револьвер Рудольфе. Разумеется, она не стала говорить набожным сестрам, зачем ей понадобилось оружие. Те ее не поняли бы.
Вернувшись в Ла-Эскондиду, девушка закрутилась с домашними делами и так устала, что ей было уже не до убийства.
Вчера было воскресенье. Сафиро не хотела даже думать о том, чтобы отнять у человека жизнь в святой день. А сегодня... сегодня она никак не могла выбрать момент, чтобы убить Сойера. Тья с самого утра не уходила из его спальни. Эта милая женщина считала его своим сыном, и было бы слишком жестоко убивать его у нее на глазах.
Еще один вопрос не давал покоя девушке: каким способом совершить убийство? Об этом стоило хорошенько подумать.
Да, у нее есть револьвер, но, может быть, умирать от пули очень больно? А девушка не хотела причинять Сойеру страдания.
– Ну что ж, теперь он пойдет на поправку, а я могу поспать. – Тья зевнула.
Она столкнула на пол Джинджибер, но курица возмущенно закудахтала и вновь взлетела на постель. Тья оставила наседку в покое.
– Сафиро, посиди с Франсиско, последи, чтобы он спал спокойно, хорошо?
«Какой сон может быть спокойней смертного?» – подумала Сафиро.
– Не волнуйся, Тья. Он у меня будет спать долго, очень долго. Иди отдыхай.
Когда она ушла, Сафиро стала ходить по комнате из угла в угол. Каждый раз, когда она думала о предстоящем убийстве, сердце ее замирало. Наконец она остановилась у окна и взглянула на вершины Сьерра-Мадре.
– Прости меня, дедушка, – прошептала она, – я знаю, что ты никогда никого не убивал. Так же как Макловио, Лоренсо, Педро и мой отец. Но у вас всегда был другой выход, и можно было обойтись без кровопролития. А у меня такого выхода нет. Я должна убить этого человека, чтобы спасти наших людей.
Девушка вышла из комнаты, но быстро вернулась и разложила на полу перед кроватью Сойера ряд предметов, потом заперла дверь на замок. Слезы навернулись ей на глаза.
Санта-Мария, она должна убить человека! Молодого, здорового и невероятно красивого мужчину, который мог бы еще жить и жить!
Этот день, это прекрасное солнечное утро станет для него последним!
Сафиро шмыгнула носом, вытерла кулаком глаза. Нельзя раскисать, сказала она себе. Чтобы отправить Сойера к праотцам, нужно набраться мужества.
– Эта курица снесла яйцо на моей постели. Сафиро вздрогнула и обернулась.
– Как ты меня напугал!
Сойер так внимательно смотрел на девушку, что та забеспокоилась: вдруг он слышал ее разговор с дедом?
– Ты давно проснулся?
Сойер попытался пожать плечами, но не смог – рана на плече была еще очень болезненной. Однако чувствовал он себя намного лучше. И очень хотелось есть.
– Наверное, я проснулся только что, услышав, как ты всхлипываешь. Я не хотел тебя напугать. Прости.
Его извинение еще больше расстроило девушку. «Монахини правы, он очень мил, – печально подумала она. – Если бы он был грубым и жестоким, убивать его было бы значительно легче».
– Ты та девушка из монастыря. Почему ты плакала?
– Это не твое дело, Сойер. И не надо этих вежливых разговоров!
Услышав резкий тон девушки, молодой человек нахмурился.
– Ты не хочешь, чтобы я был с тобой вежлив?
– Не хочу.
– Хорошо. Выматывайся из моей комнаты, женщина, и рыдай где-нибудь в другом месте. Да забери с моей постели эту чертову курицу!
Она удивленно вытаращила глаза.
– Что?
– Ты сама просила меня оставить вежливые разговоры. Что ж, в моем состоянии грубить чертовски проще, чем разговаривать вежливо.
– Ты в моем доме. Как ты смеешь мне грубить? – Девушка сердито топнула. – Или у тебя кастрюля остыла?
– Кастрюля?
– Или котелок? – Сафиро растерялась. Как же там говорится? – В общем, ты плохо соображаешь.
Наконец Сойер понял:
– У меня котелок не варит?
– Ну да, я так и сказала. И не вздумай мне грубить в моем доме!
– Но ты же не хочешь, чтобы я был вежлив. И вообще я не просил тебя тащить меня сюда, ясно? Последнее, что я помню, – на меня напала пума. Значит, ты сама решила принести меня в свой дом и...
– Если бы ты не погнался за мной от монастыря, ничего бы не случи...
– Я думал, что ты украла...