Однако Цацики очень скоро заскучал. Мамаша и Янис тараторили без умолку. Они пили вино и смеялись. Цацики чувствовал себя лишним. Он считал, что Ловец Каракатиц должен больше времени проводить с ним, но Цацики ему, похоже, только мешал. А виноград, который рос на террасе, был такой кислый, что глаза на лоб лезли.
— Мне нечего делать, — пожаловался Цацики.
— Пойди посмотри картины Яниса, — предложила Мамаша.
Картины изображали либо Агиос Аммос, либо голых женщин. По мнению Цацики, все женщины были уродливые и пошлые. Самая большая картина висела в гостиной. Это был портрет Мамаши. Она тоже была голая и зловеще улыбалась. Цацики готов был провалиться со стыда. Ведь кто угодно мог ее увидеть!
На одном из столов лежали краски и кисти. Цацики открутил крышку с черного тюбика и выдавил на палитру побольше краски. Маслом он научился рисовать еще в детском саду, поэтому действовал уверенно. Чтобы дотянуться до картины, ему пришлось встать на стул.
Аккуратными мазками он пририсовал Мамаше черную майку, доходившую до самого подбородка и целиком скрывавшую ее грудь. Красота! Потом выдавил немного красного и нарисовал красные пуговки. Потом он сделал Мамаше черные лосины. Одна нога, правда, вышла толще другой, но это неважно. Теперь ей, по крайней мере, не придется мерзнуть.
Цацики спрыгнул со стула и стал любоваться своей работой. Сейчас было гораздо больше похоже на Мамашу. Только вот чего-то не хватало…
Цацики снова забрался на стул и едва начал рисовать ботинки, как услышал бешеный вопль:
— Палиопедо!
Цацики не понимал, что кричит Янис, но по голосу понимал, что тот чем-то недоволен.
— Палиопедо!
Янис весь дрожал от гнева. Он подскочил к Цацики и стал трясти его так, что у Цацики застучали зубы.
— I kill you!
Цацики с размаху вмазал палитрой прямо Янису по лицу, вырвался, побежал к Мамаше и бросился в ее объятия.
— Он сошел с ума, — всхлипывал он. — Он хотел меня убить! Почему ты не сказала, что он сумасшедший? Я хочу домо-о-ой!
— Что ты натворил? — ужаснулась Мамаша.
— Ничего, — рыдал Цацики. — Я просто пририсовал тебе немного одежды. У тебя был ужасно пошлый вид.
Мамаша уставилась на него во все глаза.
— Ты испортил большую картину?
— Ничего я не испортил. Она стала только красивее.
— Цацики, ты что, не понимаешь, что так делать нельзя! Он писал ее несколько месяцев.
— Тогда бы он успел нарисовать тебе одежду, — не унимался Цацики.
Мамаша внесла его в дом. Цацики крепко обхватил ее за шею.
Янис стоял перед картиной. Лицо его было перемазано черной и красной краской.
— Он ведь еще ребенок, — попыталась его разжалобить Мамаша. — Ему не понравилось, что я вишу здесь голая.
— Если бы это был мой сын, я бы отлупил его как следует! — крикнул Янис. И замахнулся, словно хотел шлепнуть Цацики.
— Это и есть твой сын! — крикнула Мамаша. — А ты — полный идиот, раз этого до сих пор не понял!
Янис застыл на месте. Рука его медленно опустилась. У Цацики перехватило дыхание. Он ненавидел этого сумасшедшего, который хотел ударить его. Но еще больше он ненавидел Мамашу за то, что она нарушила свое обещание.
— Мой сын?
Янис уставился на Цацики.
— Я не его сын! — закричал Цацики. — Мой папа — не сумасшедший, ненавижу эту чертову Грецию!
— Мой сын? — просипел Янис. — Иисус Мария! Мой сын?
И грохнулся в обморок.
Дотянуться до звезд
На следующее утро Янис взял лодку и ушел в море. Его не было уже три дня. Цацики надеялся, что лодка села на мель и Янис утонул. Или что его съели акулы.
Мамаша всегда говорила, что дети не обязаны любить своих родителей, но что родители обязаны любить своих детей. Ловцов каракатиц это, видимо, не касалось. Они могли всю жизнь где-то пропадать, а потом снова исчезнуть.
Цацики закрыл все окна и заперся в комнате. Он отказывался выходить, отказывался говорить с Мамашей. Она предала его, она раскрыла их тайну, и Цацики никогда ее не простит. Она может сколько угодно оправдываться или просить прощения. Цацики не будет ее слушать.
Бабушке Марии было плевать, что Цацики не желает никого видеть. Она поднималась к нему каждый час с печеньем и мороженым. С тех пор как она узнала, что Цацики ее внук, она перестала щипаться. Теперь она вместо этого бросалась на него с поцелуями. Но уж лучше бы она щипалась, думал Цацики, потому что ее усики щекотали и кололись. К тому же она разнесла эту новость по всей деревне, и теперь Цацики при всем желании не смог бы показаться на улице.