А возможно ли, что убийства, спросил адвокат, были как-то связаны с этой женщиной? Тот факт, что она жила в гражданском браке с Жан-Пьером Бельфлёром..
Джермейн наклонила голову, словно задумалась.
Но ничего не ответила.
Миссис Бельфлёр, возможно ли, что…
Она была явно растеряна, морщины у рта вдруг заострились; она покачала головой. Казалось, она не понимала, куда он клонит.
— Молодая индианка — и ваш престарелый свекор с его бесчисленными бывшими… скажем так, деловыми партнерами…
И посыпались вопросы о различных предприятиях Жан-Пьера с тех пор, как он был конгрессменом. Он приобрел, под разными именами, огромные пространства диких земель (видимо, это сообщение удивило Джермейн, так как она в изумлении уставилась на адвоката); был совладельцем Чаттарой-холла, линии дилижансов между Нотога-Фоллз и гостиницей «Серные источники», «Газетт», пароходной компании, фирмы лесозаготовок «Маунт-Горн», объявленной банкротом… А еще была знаменитая сделка по продаже удобрений… Надувательство… Якобы лосиный навоз… десятки возов… А во время последнего срока мистера Бельфлёра в Конгрессе разве не имело место грандиозное разоблачение его «Ла компани де Нью-Йорк»…
Вопросы так и сыпались, один за другим. Джермейн старательно отвечала.
Я не знаю, медленно, пристыженно говорила она. Я не знаю, не помню, они никогда не говорили о делах, не знаю… И вдруг, внезапно, ее снова начинали расспрашивать о тех ночных убийствах rg и о масках. Разве она не находилась в ужасе, в полубреду, разве, согласно ее собственным словам, дело не обстояло так, что она почти все время, что злодеи были в доме, пролежала без сознания?.. Как же, если они были в масках, могла она узнать их в лицо?
И еще, она ведь не была свидетельницей остальных убийств — только Луиса. Жан-Пьер Бельфлёр и его скво были убиты в другой половине дома, на приличном расстоянии. А дети — в гостиной и в кухне. Так что она не видела этих убийств. Она даже не могла знать, что там происходит. И кто были убийцы. Она заявляет, что узнала голоса — но как, Боже правый, могла она их узнать! Преступление было совершено, убеждал молодой адвокат своим звонким, звенящим голосом, какими-то чужаками. Есть веские основания полагать, что это были воры, которые выбрали дом Бельфлёров из-за его внушительных размеров и репутации Жан-Пьера; это могли быть и индейцы, разъяренные на свою соплеменницу за то, что она жила с этим ужасным человеком; а возможно — и это было самое вероятное, — что враги Жан-Пьера решили расквитаться с ним из-за его бесчестности в делах. А миссис Бельфлёр, будучи в полном смятении, могла убедить себя в том, что слышит знакомые голоса… Или, возможно, она решила (по причинам, упоминать которые здесь было бы неуместно) обвинить Варрела и Рейбена из-за давней вражды между семьями…
Джермейн не дала ему закончить.
Я знаю, кто это был, сказала она. Я знаю. Я была там. И слышала ах. Я знаю их! Знаю! И, поднявшись, прежде чем помощники шерифа успели подбежать к ней и усадить обратно: Это они! Вот они! Вот они сидят! Я это знаю, и все знают! Они убили моего мужа и детей! Убили шесть человек! Я знаю! Я была там! Я — знаю!
Тем ранним майским утром, когда Харлан Бельфлёр ухитрился найти и застрелить, за какой-нибудь час и сорок пять минут, четверых из пяти подозреваемых в убийстве, шел легкий снег; пятого, Майрона, он пощадил, потому что, пытаясь ускользнуть от Харлана, он не только в панике повернулся к нему спиной, но упал на четвереньки и в ужасе пополз прочь, как загнанное животное. И тогда Харлан, скорее под влиянием отвращения, чем жалости, не выстрелил — лишь поднял ствол своего пистолета с серебряным окладом в небо.
Старому Рейбену досталась одна пуля, в грудь, как только он открыл дверь своей хижины на северном берегу озера Олден на громкий стук Харлана; Уоллес и Рубен были застрелены на главной улице деревни, носившей в то время название Лейк-Нуар-стрит; Сайлас же был убит в темной кладовой гостиницы «Белая антилопа», где он, по-видимому, ждал Харлана (к этому часу, ближе к полудню, он, конечно, уже прослышал, что Бельфлёр вышел на охоту) и просто сидел там, сгорбившись на стуле с плетеной спинкой, безоружный. Харлан, возбужденный событиями этого утра, в сопровождении небольшой группки «зрителей», который науськивали его: «Теперь Сайлас, следующий Сайлас!» — ударом ноги открыл дверь гостиницы настежь и стремительно прошел внутрь, словно заранее знал, что Варрел, именно этот Варрел, не окажет сопротивления. Он поддался жалости при виде дурачка Майрона, но к Сайлосу, что прятался там, в темноте, дыша так тяжело, что было слышно на расстоянии в несколько ярдов, даже через закрытую дверь, он не испытывал ничего подобного.