Юэн, крепко сбитый, с вечно румяными щеками, находился в самом расцвете сил, когда повстречал Розалинду Макс в ночном клубе в «Фоллз» и подошел познакомиться, хотя она была в компании его политического соперника — Юэн счел его недостойным внимания. Он вскоре бросил свою прежнюю пассию, и с тех пор их с Розалиндой видели в городе три-четыре раза в неделю — яркая пара, хотя нельзя сказать, что прямо-таки красивая, хотя, безусловно, Розалинда была хороша, на свой грубоватый, вызывающий манер (она тратила больше часа, нанося на свое полное, круглое лицо слой яркого макияжа, чтобы кожа ее казалась сияющий, а поры полностью исчезали, и укладывая свою крашеную рыжую шевелюру, стриженную каскадом — для придания цыганистого вида — в пышную, нарочито сложную прическу; губы у нее всегда были безупречно алые). Все в городе знали, что Юэн от нее без ума, но в то же время ревнует к каждому столбу, и что он сделал ей, за несколько месяцев их связи, ряд дорогостоящих подарков: невероятно эффектный синий «Ягуар-Е» с салоном, обитым кроличьим мехом, серебряной фурнитурой и встроенным телефоном; кольцо с изумрудами, по слухам, фамильную драгоценность (которое беспечная дамочка вскоре потеряла, катаясь с неким другом на лодке по реке); холодильник, набитый стейками из вырезки; соболиную шубу до пят и двадцатипятифутовую яхту с лилово-зелеными парусами, не говоря о всяких мелочах. Пентхаус в новом многоквартирном доме с видом на реку был, разумеется, записан на Юэна; но ведь и сам дом принадлежал его семье. Чем меньше он доверял ей, тем больше бросался деньгами.
— Конечно, я не люблю ее, — не раз уверял он Гидеона, когда братья все еще делились личными секретами. — Она же… — и Юэн произносил слово настолько непристойное и физиологическое, что Гидеон не мог решить, гнусно это или забавно. А еще Юэн часто повторял, что никогда не смог бы полюбить ее: она просто недостойна его имени.
Тем не менее он подарил ей эту квартиру с фантастическим видом на реку, на город и к востоку — на остров Маниту, заваливал ее дорогими подарками, как делает всякий потерявший голову любовник, и даже настоял — с какой целью, Розалинда так и не поняла, — чтобы они с ней позировали для парных портретов художнику, который уже писал, за нелепо огромные гонорары, местных членов Сената, мэра Нотога-Фоллз, миллионера — владельца ипподрома, нескольких светских львиц и жен бизнесменов и филантропов, которых Юэн считал серыми мышками по сравнению со своей огневолосой Розалиндой. Портреты были закончены к прошедшему Рождеству и в день убийства висели в гостиной квартиры: Розалинда вышла немного искусственной, чопорной, но вполне гламурной, а вот Юэн выглядел этаким коренастым, с квадратной челюстью, по-своему интересным мужчиной средних лет, с глазами, сощуренными то ли от смеха, то ли от замышляемой подлости, а жирный, пухлый подбородок врезался своими складками в воротник. Это было почти оскорбительно, и Розалинде пришлось умолять любовника не учинять над мастером расправы; однако если вглядываться в портрет, то его герой казался все более привлекательным, даже неотразимым. Но самое странное (это отмечали все, кто смотрел на картину внимательно), что художник, умышленно или нет (тот уверял, что нет), нарисовал вокруг головы Юэна тусклое, едва заметное свечение — так что казалось, будто у шерифа округа Нотога, далеко не святоши, имеется нимб. Это, конечно, безмерно веселило самого Юэна, Розалинду и их компанию, но и вызывало удивление. Потому что нимб был виден не сразу. Но опять же, если всматриваться долго, он неизменно появлялся.
В первый же вечер знакомства независимое поведение Розалинды потрясло Юэна: перед ним была женщина, которая не хотела замуж, даже за Бельфлёра! Она выступала как певица в разных ночных клубах города, время от времени подрабатывала фотомоделью, а еще занималась, по ее выражению, «театром». (С семнадцати лет до двадцати одного года, когда ее жизнь круто поменялась, загадочно бросала Розалинда, она выходила в ролях второго плана на сцену ван-дерполской оперы, где ставили комедии, мюзиклы, а иногда и мелодрамы; но, конечно, Юэн никогда ее там не видел. Однажды вечером, совершенно нагая, если не считать обмотанного вокруг талии пышного страусиного боа, Розалинда начала вышагивать по спальне, хлопая в ладоши и напевая своим хрипловатым, вульгарным, невыразимо прелестным голосом «Когда парни вернутся домой» — заключительный номер, сказала она, одного из самых успешных мюзиклов. Юэн глядел на нее, завороженный. Было ясно, что он влюблен по уши.
Но ревновал он безумно. Его вдруг начинало трясти от мысли, что она ему изменяет — изменяет прямо в эту минуту, и ничто не могло его вразумить: он бросался звонить ей или отправлял посыльного под каким-нибудь надуманным предлогом (чтобы вручить ей дюжину белых роз, или коробочку с шоколадным муссом, ее любимым десертом, из одного из самых шикарных ресторанов города — «Нотога-хаус»); однажды он приказал, чтобы полицейский вертолет вернулся обратно в город из поселка лесорубов в дикой лесной глуши, где проводилось утомительное расследование убийства, и приземлился, создав ужасный переполох, прямо на террасе пентхауса. (В тот день ему доложили, что квартиру Розалинды впопыхах покинул некий джентльмен в плаще, но, когда Юэн спросил об этом Розалинду, она вполне убедительно объяснила ему, что проснулась с ужасной зубной болью и вызвала по телефону своего дантиста для консультации.) В другой раз, на ипподроме, Юэн обнаружил, что его возлюбленная сделала ставки на лошадей-аутсайдеров — от двадцати пяти до сорока долларов, все незначительные, но сто к одному или восемьдесят пять к трем, — и все они выиграли; однако Розалинда объяснила, что она подслушала разговор своей парикмахерши с одной из клиенток и запомнила клички лошадей, кроме того, она везучая. У нее не было близких знакомых в этих кругах, а жокеи — они были противны ей физически. И Юэн, поразмыслив немного, поверил ей. Он так мучился ревностью, что вваливался к ней без предупреждения, будучи уверен, что любовники Розалинды прячутся по шкафам или в душевой кабине; он и впрямь находил в ванной розового мрамора следы явно неженского размера, а на шелковых наволочках — волосы, не принадлежавшие ни ей, ни ему, да его запасы эля, которые он держал во втором холодильнике, таяли довольно быстро; однако ему хватало ума не делать поспешных выводов, да и Розалинда умела поддразнить его и развеселить. «Ты целыми днями ловишь преступников, — говорила она. — Ясное дело, ты всех подозреваешь. Но ты не должен позволять работе искажать твой взгляд на человеческую природу, Юэн. В конце концов, мы живем один раз!»