Они были настолько явно отпрысками Малелеила, что должны вырасти красивейшими созданиями; их нужно непременно оставить в живых.
И вот Паслён с парой гостивших юных родственников устроили для кошки уютное место в углу кладовой, примыкающей к кухне. Картонную коробку перевернули на бок, выстелили мягкой тканью, а рядом поставили плошки с чистой водой, молоком и кусочками курятины. Котята были еще слепые, а значит, не переносили яркого света, так что в помещении следовало сохранять полумрак; и, конечно, следовало уважать покой самой кошки — никому не позволялось заглядывать к ней, по крайней мере, не слишком часто. А еще запрещалось брать на руки котят (какие лапочки! Крошечные, почти без шерсти, похожие на маленьких крысят): ведь они были еще так беспомощны.
Итак, новое место было готово, и, хотя сама кошка — рыжая в полоску красавица с шелковистой шерстью в прелестных белых «носочках», с белой «полумаской» на мордочке и с блестящими изумрудными глазами — поначалу была раздражена и явно не понимала, что происходит, по прошествии нескольких часов она, казалось, привыкла.
Хайрам вскоре выкинул этот случай из головы. Ведь у него было столько забот, столько хлопот: переговоры о покупке последнего участка земли в полторы тысячи акров застопорились, в Бельвью назревает стачка, в Иннисфейле рабочие тоже проявляют недовольство… Хайрам неделю отсутствовал дома по делам, а когда вернулся, то, обогнав слугу, несущего багаж, поспешил распахнуть дверь в свою комнату, и в нос ему сразу ударил запах: такой сильный и одновременно такой противный, что его затошнило. Его глаза буквально полезли из орбит, и он растерянно вертел головой, пытаясь подавить приступ рвоты, а недоумок-слуга тем временем, как ни в чем не бывало поставил в комнату его чемодан. Кошка! Вонь так и не исчезла! А ведь он строго приказал, чтобы служанки сменили постель, даже положили новый матрац и как следует проветрили комнату…
— Этот запах, Хэролд, — произнес он.
Слуга почтительно смотрел на него, приподняв брови. Совершенно очевидно — этот идиот просто притворяется, что ничего не замечает.
— Сэр?..
— Запах! Как я могу оставаться в этой комнате, как, Господи помилуй, спать здесь, в такой вони!..
Я же ясно велел, и ты прекрасно это помнишь, чтобы в комнате тщательно прибрали.
— Но, сэр… — произнес слуга, растерянно моргая. В притворной тревоге он старательно наморщил свой сероватый, как пергамент, лоб, но в глазах застыло равнодушное, насмешливое выражение.
Хайрам с колотящимся сердцем сделал такой жест, словно хотел смахнуть негодяя с дороги, но вместо этого подошел к кровати и откинул одеяло.
А там — просто невероятно, на том же самом месте, лежала на боку рыжая кошка, лениво вылизывая одного из котят (тот пищал и беспорядочно перебирал лапками), а три остальных, чьи голубовато-красновато-серые тельца дрожали от неутолимого голода, сосали молоко.
— Это… это просто невыносимо! — воскликнул Хайрам.
Наглость кошки не имела границ она лишь взглянула на Хайрама и как ни в чем не бывало вернулась к своему занятию.
— Хэролд, говорю тебе, это невыносимо! — повторил Хайрам.
Он кинулся к выводку — кошка зашипела и как будто собралась броситься на него; не помня себя от гнева, он схватил одного из крысенышей, такого отвратительного, с маленьким раздувшимся животиком, который, казалось, вот-вот лопнет, с жидкими ниточками экскрементов на задних лапках, и швырнул его об стену. Раздался удивительно отчетливый хруст, и мертвый котенок упал на пол.
— Убери их отсюда! Давай, живо! Всех до одного! — заорал Хайрам, хлопая в ладоши, и напуганный слуга в ужасе уставился на него. — Смени постель! И матрас! Шевелись! Это приказ. А ну, сюда, лентяи! Иначе всех рассчитаю. Заменить матрац, убрать в комнате и проветрить всё, а ну, живо!
Разумеется, его приказ был выполнен. Усилиями целой роты слуг, мужчин и женщин, заменили не только матрац, но и саму кровать, по распоряжению бабки Корнелии оттащив прежнюю, с красивой латунной спинкой, в одну из кладовых замка; они сменили ковер и тяжелые бархатные шторы, распахнули настежь окна, чтобы чистый прохладный ветерок напрочь выветрил все посторонние запахи, наполнив комнату благоуханием пропитанной солнцем травы и еле уловимым ароматами гор. Вот теперь, сказала Корнелия, с одобрением инспектируя проделанную работу, этот капризный старик наконец уймется.