— Эмма, — одними губами произносит Моника, не решаясь войти внутрь.
Паника ураганом поднимается в душе актрисы. Она даёт себе пару секунд на то, чтобы перевести дух, а затем нажимает на кнопки лифта, на все подряд, только бы он поскорее отвёз её вниз, только бы убрал эту женщину с глаз долой. Но Моника настроена решительно и не позволяет дверям закрыться.
— Эмма, т-ты… ты родилась в Канзасе? Как зовут твоего отца?
К несчастью или к радости, ступор передаётся воздушно-капельным путем, и теперь Эмма, полная решимости, гордо вздергивает подбородок, смотря прямо в голубые глаза своей матери, что застыла меж дверей лифта.
— Моего папу зовут «Отвали и уйди с прохода», — рявкает актриса.
Моника обескураженно открывает рот. Тон такой ей явно не нравится, так что она быстро приходит в себя и заходит в лифт, становясь перед двумя молодыми людьми. Её высокая фигура не позволяет Эмме быстро вынырнуть оттуда и умчаться к лестничному проходу, а двери, тем временем, закрываются.
— Не надо так разговаривать со мной, — заявляет Моника.
Эмма удивлённо поднимает брови. Это сумасшедший дом, это Королевство кривых зеркал, где все ведут себя так странно и так безумно.
Девушка мысленно поправляет себя. Этому Королевству кривых зеркал есть название — Голливуд. Поступки и поведение обычных людей для местных пираний чуждо.
— Есть вероятность, что я твоя мать. Как насчёт того, чтобы обсудить это завтра за чашечкой латте в каком-нибудь бистро неподалёку? У меня перерыв завтра между часом и часом пятнадцатью.
С губ Эммы слетает что-то между смешком и вздохом, она прикрывает рот ладонью, а в следующую секунду уже смеётся во все горло. Они с Рэем переглядываются, ещё сильнее взрываясь истеричным хохотом. Моника хмурится, уставившись на двух друзей, в уголках глаз которых уже скопились слезы от неконтролируемого смеха.
— Пятнадцать минут, — сквозь хохот процеживает Эмма. Когда он сходит на нет, блондинка выпрямляется и с прищуром смотрит в глаза женщине. — Ты дала своей дочери пятнадцать минут.
— А-а, дорогая, — Моника поднимает указательный палец вверх. — Я не сказала, что ты моя дочь. Я лишь говорю, что есть вероятность этого.
Взгляд актрисы мельком падает на электронные цифры над головой Саммерс, и она с облегчением осознает, что осталось пару этажей до окончания этого цирка.
— А я говорю, что это правда, — уверенно отвечает Эмма. — Я передам твоему первому мужу, Райану, привет, когда в следующий раз заеду в Парсонс.
Двери разъезжаются со звонком. Эмма хватает обескураженного Рэя под руку и буквально вылетает в просторный холл, оставляя поверженную в шок Монику внутри. Лифт закрывается, а она так и остаётся в нем, оперевшись о зеркало и уставившись перед собой.
Детская обида, засевшая глубоко внутри, разъедает Эмму изнутри, и она несётся к выходу, пока Рэй едва ли успевает за девушкой, выкрикивая её имя. Когда прохладный ночной воздух даёт актрисе звонкую пощёчину, она уже не разменивается на чувства.
Ей хочется плакать и вспоминать, вспоминать все моменты, связанные с матерью, но в голову совсем ничего не приходит. Ничего, кроме размытого образа светловолосой женщины, что тянет к ней руки. Эмма усиленно напрягает память, пока стирает со щёк мокрые дорожки от слез, что снова и снова бегут из покрасневших глаз. Но она ничего не помнит! Со словом детство — только папа, только её многочисленные бабушки и дедушки, кузены и кузины, дяди и тёти, сосед Роджер и подружка Лиззи. Тот милый мороженщик, первая учительница, первая детская любовь… Ни в одном из воспоминаний, хаотично мелькающих перед глазами, нет места Монике. Она цепляется за единственную картинку, оставшуюся в её голове, и тогда истерика вмиг сходит на нет.
Рэй реагирует мгновенно и заключает Эмму в объятия, готовый отразить новый слезный приступ, но когда актриса поднимает на него взгляд, парень понимает, что даже тушь её не потекла от этой нелепой встречи.
— Оу, ты… в порядке?
Сделав несколько прерывистых вдохов и выдохов, Эмма окончательно успокаивается. Она отстраняется и втягивает носом прохладный воздух. В паре ярдов от неё дорога, по которой беспечно несутся автомобили, напротив — двери, ведущие в отель, в который девушка уже не зайдёт. Актриса обхватывает себя руками и обращает, наконец, внимание на застывшего в непонимании Рэя.
Ей хочется улыбнуться, но к горлу внезапно подкатывает тошнота.
— О боже, Рэй… — она вдруг бледнеет, зеленеет, хватается за руку друга и накрывает рот ладонью. — Меня… меня сейчас…
— Нет, только не говори, что ты опять…
Эмма поднимает взгляд к небу и полной грудью вдыхает воздух. Это помогает лишь на секунду, и рвотные порывы вновь заставляют её ухватиться за Рэя.
— Дыши, Эмма, дыши, — шепчет он, поглаживая девушку по спине. — Дай мне свой телефон.
Протянув парню свою сумочку, блондинка несколько секунд стоит в стопоре, стараясь сдерживать рвоту, а актёр уже набирает первый номер в списке её контактов.
— Джефф, это Рэй, приезжай к отелю Беверли-Хилтон, забери Эмму, ей нехорошо.
По тому, как быстро заканчивается их диалог, девушка понимает, что Джефф уже наверняка в панике сорвался к ней. Свежий воздух и поддержка друга помогает Эмме прийти в себя — голова больше не кружится, в глазах не двоится, не тошнит. Она с благодарной улыбкой смотрит на Рэя.
— Что это с тобой творится?
— Нервы, — на выдохе произносит девушка. — Спасибо, что позвонил Джеффу. И вообще, за всё спасибо.
Поджав губы, парень пожимает плечами.
— Куда же я денусь?
Они заключают друг друга в объятия. Эмма утыкается носом в грудь своего друга и прикрывает глаза, понимая, что окончательно успокоилась. Истерика, за которой последовал приступ тошноты, отступила, уступая место лёгкой тоске. Ей трудно поверить в произошедшее, но всё это наталкивает её на совершенно иные мысли.
— Знаешь, Моника…
— Не будем о ней, — резко отвечает Эмма. — Папа рассказывал, что у неё специфичный характер, но чтобы настолько… в конце концов, я рада, что все так вышло.
— Правда?
— Да. Какой исход я ждала? Что она или я бросимся друг другу в объятия и начнём играть в дочки-матери? Между нами железный занавес из семнадцати чёртовых лет. Я никогда не смогу забыть, что она ушла, а она никогда не сможет вспомнить материнство. Даже если у неё есть дети от других браков. Наши с ней отношения рано или поздно зашли бы в тупик, у них просто нет будущего. Мы чужие люди, независимо от ДНК.
Ответить Рэю нечего. Так он и стоит, испепеляя взглядом печальное лицо актрисы, пытаясь подобрать нужные слова. Но она в них не нуждалась. Эмма — одна из самых сильных женщин, которых ему доводилось встречать на своём жизненном пути. Ей действительно не место в Голливуде. Он её уничтожит.
Визг покрышек вырывает двух молодых людей из вихря не самых радужных мыслей. Джефф мигом вылетает из автомобиля, с силой хлопая дверью. Тень улыбки мелькает на лице Эммы, когда он несётся к ней, останавливаясь в дюйме от девушки и обхватывая ладонями её лицо. Он заглядывает в её зрачки, поворачивает лицо вправо, влево, словно проверяет её целостность и сохранность, затем берет её руки, проводя ладонями по плечам и предплечьям. Его голубые глаза горят паникой, а волосы взъерошены.
— Джефф, — Эмма смеётся, но он не оставляет ей шансов, когда берет девушку за руку и разворачивает, проверяя отсутствие каких-либо ранений на открытой спине. — Джефф, хватит.
— Что произошло?
— Ничего, — девушка улыбается и поворачивается к нему лицом. — Мне просто стало плохо, Рэй забеспокоился и набрал тебя.
Мужчина переводит взгляд на её коллегу, и актёр активно кивает, пытаясь скрыть свою досаду. Эх, столько времени прошло, пора бы уже и привыкнуть к мысли о том, что Эмма приросла к этому копу неотесанному — и душой, и телом.
— Спасибо, — резко отвечает капитан. — Почему плохо? Ты пила?
— Нет, просто голова закружилась. Давление, наверное, упало.
Решение рассказать обо всем Джеффу борется с желанием поскорее выбросить эту встречу из головы. Она обязательно ему расскажет. Но не сейчас. Сейчас всё, что она хочет — поскорее оказаться дома, в кругу друзей, ведь они наверняка приготовили для неё вечеринку.