Но, самое страшное, что и она не железная. Да, она еще может сдерживаться; да, она не хочет вот так вот грязно и грубо использовать Вейверли. Но как тут сдерживаться, если от одних поцелуев уже все внизу скручивает спазмами?
Прокашлявшись, девушка быстро разделась до пояса, чтобы Вейверли могла получить полный доступ к синяку, который еще и полез на ребра. Так, нужно взять себя в руки. Она присаживается на кровать, откидывая футболку. Усталости, как таковой в теле не было, как она ожидала по началу.
— Так, с чего лучше начать? — Эрп залезла на кровать, присаживаясь за спиной девушки.
Множество синяков, пусть и не больших и не опасных украшали спину девушки. все-таки, валяться на твердой, пусть и покрытой искусственной и относительно мягкой травой, земле не каждому понравится. Но больше всего ее пугал этот большой синяк на боку девушки. Они уже приложили лед, -разумеется, после уговоров Вейверли, сама Николь ведь никак не желала делать это -, осталось только намазать и все.
— Давай побыстрее разберемся со всем этим? Я обещала, что ты станешь жертвой обнимашек. — рыжая закатывает глаза. Ох, она ни в чем не была так упряма, как во всех этих медицинских вещах, которые она терпеть не могла.
— Николь, прекрати ерепениться. — Вейверли только улыбается на это ее упрямство.
Шатенка попыталась не обращать внимания на бледные продолговатые шрамы, которые буквально рассыпаны по всей спине Николь. Уже становилось жутко от той мысли, что кто-то посмел сделать это с ее девушкой. Хотя, почему "кто-то"? Прекрасно известно, кто оставил эти следы на ней.
Господи, как вообще можно такое творить с ребенком?! Это не укладывалось в голове Вейверли. Но спросить она не решалась, пытаясь самой не спровоцировать "аффект". Все-таки, психотравма- это не игрушка, неизвестно, как человек себя поведет. Кто-то способен сам справится с этим, а другим уже нужна помощь санитаров. Не то, чтобы она опасалась- Вейверли доверяла Николь и знала, что та не причинит ей вреда даже под дулом пистолета, но иногда даже самые любимые и, казалось бы, выученные тобой наизусть люди могут быть непредсказуемыми.
Едва подумав об этом, Вейверли почувствовала укол совести. Как она смеет сомневаться в Николь?
— Ты чего застыла? — Николь повернула голову в бок, смотря на Вейверли, которая, судя по всему, унеслась в неизведанные степи.
Но заметив, куда направлен ее взгляд, Николь только понимающе хмыкнула. Страшно представить, что же могут делать люди, да? Делают любимым больно, когда совсем этого не хотят. Обижают слабых, чтобы казаться сильными. Отталкивают тех, кто им больше всего нужен. Сами же портят свою жизнь, пытаясь винить в этом судьбу или кого-то другого. Все-таки, люди - жутко нелогичные и странные существа, как ни крути.
— Это Джерард? — все-таки, Вейверли заговорила какие-то приглушенным и... злым? голосом. Николь удивленно вскинула бровь, наблюдая за своей малышкой. Ох, она так странно и непривычно смотрелась с этой злостью во взгляде... Теперь аж страшно представить, что же может учудить, когда захочет, эта маленькая и, бесспорно, умнейшая девушка.
— А кто же еще? — удивленный тон голоса Николь на секунду отрезвил Вейверли. — Да, он. Но он сейчас там, где должен быть. И надолго, уж поверь, адвокат мамы постарался на славу.
"Мама"? Вейверли встрепетнулась, посмотрев в глаза Николь. Рыжая ведь впервые так назвала Одри. Улыбка сама собой полезла на лицо. Все-таки, они помирились уж точно... Шатенка искреннее порадовалась за Николь. Сама рыжая недоуменно нахмурилась, наблюдая, как губы Вейверли растягиваются в легкую улыбку. Похоже, она сама не заметила, как назвала Одри "мамой".
— Да, он хорошо постарался. — все же говорит Вейверли, пододвигаясь ближе. — Но я все равно злюсь. И вообще, давай обработаем этот синяк, пока я еще не захотела убить и Чемпа.
Николь слабо ухмыльнулась, сверкнув очаровательной ямочкой на щеке и покорно выпрямилась. Вейверли быстро приступила к делу, решив не мучить девушку, она ведь знала, как же Николь не любит все эти дела. Ее прикосновения аккуратны и мягки, пальцы невесомо втирают мазь от синяков в кожу. Даже не чувствуется, хотя, обычно во время таких вот процедур, Николь говорит только то, что стоит зацензурить пронзительным "пи". Хотя, это же все делает Вейверли....
Однако, как бы это не было приятно, Николь уже хочется завыть от этих нежных прикосновений. Тело откликалось на эти прикосновения с небывалым энтузиазмом. Кожа просто пылала, дыхание вообще намеревалось сбиться с привычного ритма, а сердце бьется так сильно, что Николь уже опасается на счет того, что и Вейв чувствует это. Каждое прикосновение словно забило гвозди к крышку гроба терпения Николь, на которое рыжая уже готова была плюнуть и просто взять то, что хочет. Однако, она только чудом могла сдерживаться.
Николь отводит взгляд на стену, чувствуя румянец на щеках. Ох, хорошо, что тусклый свет лампы с тумбочки скрывает это. Девушка незаметно сжала одеяло, прикрывая глаза. Так, возьми себя в руки, не будь похотливым животным. Так, голая старуха, голая старуха... ух, кажется отпускает.
Хот даже не заметила, точнее, на рефлексе кивнула, когда до нее донеслось от Вейверли "Я сейчас руки помою и приду", и сама шатенка ушла в ванную, еще один плюс собственной ванны в комнате. Рыжая судорожно выдыхает, чувствуя еще большую потребность в этих нежных и мягких прикосновений, когда они исчезли. Черт... это похоже на зависимость.
— Ты чего зависла? — Вейверли была немного озадачена, когда заметила, что Николь так и не сдвинулась с места, а продолжила смотреть в стену, как и перед ее уходом. Рыжая, кажется, вздрогнула.
— Прости, просто задумалась. — Николь быстро натягивает кофту, пытаясь не сильно выдавать свою нервозность. Она устраивается у изголовья кровати, и хлопает рядом с собой, приглашая Вейверли.
Сама гостья только прищурилась, но все же закрыла дверь в ванную комнату и подошла к кровати. Она сама немного задержалась, пытаясь унять вспыхнувшее желание. А эта хрипотца в голосе Николь... когда она в последний раз чувствовала, что только от одного упоминания о человеке или звучания его голоса у нее подкашивались колени? Безусловно впервые. И, она надеется, в последний раз. Сейчас шатенка просто не могла бы представить себя с кем-то другим. С кем-то, с кем ее тело будет словно само по себе и также реагировать на прикосновения возлюбленной слишком бурно. Однозначно, такое она испытывает только с Николь.
И сейчас они одни, и никого не предвидится еще несколько часов...Господи, дай сил удержаться. А хотя... Почему она должна сдерживаться? Конечно, она понимала намеки Николь и безумно ценила ее терпение и была благодарна за то, что рыжая дает ей выбор. Почему-то, Вейверли чувствовала, что сейчас- именно этот момент, когда она готова перейти черту таких "пуританских" отношений. Именно сейчас. И это волновало ее.
И шатенка глубоко вдыхает, успокаивая безумный стук сердца, после покорно устраивается рядом с девушкой, чуть приподнявшись над ней. Вглядывается глаза, которые сейчас казались темнее. Словно поддернуты какой-то пеленой...Прикусывает губу, наклоняясь к лицу Николь. Рыжая с готовностью отвечает на поцелуй, шумно выдыхая.
Это, наверное, самое лучшее чувство. Когда ощущает, как тебя целует любимый человек, как нежно ласкает твои губы своими, желает насладиться ими, и сам дарит наслаждение, которое словно запретный плод, такой соблазнительный и желанный.
Рыжая сама приподнимается, нависнув над девушкой. Умело перехватывает инициативу, углубляя это мягкое и нежное прикосновение губ. Хочется сейчас просто закричать от переполняющих ее чувств... крикнуть, что это только ее девушка, и больше ничья...Заявить об этом на весь мир, не страшась и не стыдясь своих чувств.
Мягкие прикосновения к лицу Николь немного отрезвляют, заставляя, наконец, прервать столь желанный поцелуй.