Что же ищет Мауро, что заставляет его без лишних вопросов направиться на ту улицу, где стоят девочки? И с гладкостью шелка скользнуть под деревья, где рой мотыльков превращает фонарь в хрустальную люстру? Где между деревьями стоят в ожидании эти женщины?
Он боится своей собственной оболочки, своего имени, своего номера в тот час, когда день нежится на своем вечернем ложе, в кельях зажигают лампы, и его навязчиво окружает вечерний покой. (Куры на насесте, спрятавшие головки под крыло.) Он боится стен с неподвижными, не трогающими за живое предметами, оцепенелыми соглядатаями в этом зале ожидания, из которого улетучивается дух дня.
Днем по-другому, тогда музыкой полна его душа, и скрипач выходит вперед, и перед глазами у него словно подзорная труба, и распахнутые горизонты зовут к действию, они бескрайни. Но ночью, когда ни на что нет ответа, душа зияет, как ширинка. Откуда черпать? Словно распорядитель себя самого, сидит он в ловушке, а багаж пропал. Сидит, и ни годовых колец у него нет, ни собственного веса. Выброшен наружу из той стихии, которая теперь темнеет и бурлит. И только эта тревога. Только эта утробная мука, смертельная тоска по душе, чтобы тек ее тоненький ручеек. Немыслима лупа, да и телескоп тоже, ведь он не звездочет. Все вытекло из него куда-то. Памяти больше нет.
Так и прозябать, не найдя себя.
Лишившись покоя, с поджатым хвостом — вот как придется теперь ходить.
На улице как-то легче, и когда он идет вот так, и дорога взлетает вверх, подхватывая мелодию трубы, то ему начинает казаться, что у него нет имени. Край поребрика все время рядом с ботинком, море света фонарей — и опять ничего. Погасить себя — вот чего он хочет, уйти в странствия. Как Колумб, отправиться в путешествие. Причалить в гавани женщин.
Духи, губная помада, скрипка голоса, смешливые кудри. Лучезарной гаванью станет для него этот ночной утес, неприступной крепостью с великолепными зубчатыми стенами, пленительной крепостью, зовущей покружить вокруг нее, все разведать, познакомиться. Внезапная задача. Какое искушение. Какая тревога забила внутри. Вот и защелкнулся ошейник на шее у собаки. Выполняя эту задачу, он обретет себя самого, сам себя выдумает, он станет полководцем Гарибальди, мрачным Хагеном, он станет денди, исполнителем всех ролей на невиданной сцене. Станет в конце концов самим собой.
Вот они стоят, они ждут, и он кружит вокруг них, пока не останавливается перед одной девушкой из этих. Она выступает из темноты, ее вытягивает из мрака его вопрос, вот она сверкнула, как драгоценный камень — согласилась. А в машине он разглядывает свою рыбку, свой улов — ту, что он выбрал. Она пока еще — нечто цельное, чужое и таинственное, но потом вдруг — смешок, он клокочет откуда-то из глубины, он сотрет последние остатки его имени, да, сотрет, и здесь, в салоне машины, начнется путешествие, ведущее в неведомое, все глубже в темную шахту, и уже наготове любопытство, ожидание света в конце этой шахты. Ее аромат холодит его лицо. В окно видны улицы — словно впервые.
Быстро — по ступеням в маленькую гостиницу. Вход, пожалуй, даже скромный, он не освещен. Портье, он же — хозяин гостиницы, требует паспорта, засовывает их в ящик стола, называет номер комнаты. По лестнице вверх, все так же на поводу у новизны, по кромке ожидания.
Да, Мауро, подумать только, что пришлось нам испытать тогда, до того как ты вышел из игры, а я взял на себя более созерцательную роль — роль пастыря проституток.
Пастырь проституток
Таким пастырем никто не рождается, насколько я понимаю. У одного есть для этого дар, у другого нет. И на всю жизнь им тоже никто не остается. На какое-то время, и всё, ведь это — такая фаза жизни, такой этап или что-то вроде того. Временная должность, на общественных началах.
Пастырь проституток знает улицы, которые никогда не убегают от него, даже ночью, потому что они прикреплены к месту. Они привязаны к четко функционирующим постам, и эти посты — как вымпелы, как флаги, реющие на ветру, сверкающие, манящие флаги в тишине и темноте. Постовые сменяются, они работают посменно, пастырь знает, когда какая смена заступает, знает, в котором часу сменяется караул. И он знает всех ночных бабочек, которые могут встретиться на этом пути, постовых, которые посменно несут вахту ночи.