— Говорят, что без вести пропали. В болотах пропадешь — тебя быстро оприходуют. Подъедят до костей, а потом мхом порастешь — и не найдет никто. Или в трясину ступишь — а ряска через несколько минут сойдется — как будто и не было тебя.
— И много пропадают?
— Ну — так… В прошлом году — один всего…
— Пьющий? — уточнил с улыбкой Семен.
— Пьющий, да трезвый. — Девушка нахмурилась и наконец убрала ногу в шлепок. — А вообще — застоялась я. Мне пора к дому идти. А вы ступайте — куда хотите, хоть на болото. Я отговаривать не буду.
— Погодите. — Семен шагнул навстречу к ней. — Я не хотел грубить, честно. Просто я в места дурные не верю. Пропадают-то люди везде. Знаете, сколько в Москве пропадает? Там каждый день — по нескольку человек без вести пропадает, и не всех потом находят. Поэтому — ну болото и болото. У меня в августе и времени не будет. А тетя моя круглый год на этом болоте грибы ведь собирала. И ничего.
— Ну так она ж здесь жила, знала, где можно… — Девушка неопределенно махнула рукой. — У нее, может, свои способы были.
— Способы?
— Она у леса жила, много чего знала. Где пройти, куда не соваться. Поэтому и одна могла на болота. А обычный человек и пропасть может.
— Так я ж не дурак, знаю все. — Семен наклонился и расстегнул сумку. — Вот, у меня и компас, и вода, и брикеты протеиновые — если заблужусь. Но самое важное, — он вытащил ведро с пожитками, поставил на асфальт и хлопнул рукой по опустевшей сумке, в которой осталась лежать одежда, — вот эта вот сумка.
— А что в ней? — девушка попыталась заглянуть. — Одежда какая?
— Ага.
— И что за одежда?
— Обычная моя, городская одежда. — Семен застегнул сумку. — В обычной дорожной сумке. Кроссовки новые. Я их позавчера прикупил, гляди — разноцветные. Не надевал еще их ни разу. И брюки синие.
— И как она тебе на болоте поможет-то? Сумка твоя?
— А так, что я ее с собой и не возьму. — Семен выпрямился. — Я ее здесь оставлю, словно якорь. И этот якорь меня держать будет — чтобы, значит, не унесло…
Девушка посмотрела ему в лицо, затем нахмурилась.
— Издеваешься? — спросила она.
— Нет. — Семен рассмеялся и покачал головой. — Это я просто болтаю много. Я сумку здесь собираюсь оставить. Я всегда так делаю. Я же много где был и все один. Оставлю сумку свою хорошим людям, а если не вернусь, — они уж и тревогу поднимут.
— И кому ты здесь сумку оставишь? — с интересом спросила девушка. — Ты ж не знаешь никого.
— Кое-кого знаю…
Девушка посмотрела вниз, на сумку. Затем — снова на Семена.
— Это ты чего, на меня намекаешь?
— Ну да.
— Ты совсем дурной? — беззлобно спросила она. — Ты меня только что встретил.
— Ну и что?
— Я вот оттуда шла, — она махнула рукой за спину. — А ты здесь стоял. Две минуты назад это было. Помнишь?
— Я знаю, я же здесь был.
— И сумку мне свою вот так просто отдашь? — Она сощурилась. — А если я убегу с ней?
— В шлепках-то? Далеко? — Семен посмотрел ей в лицо и перестал улыбаться. — Ну то есть — а чего с ней бежать? Там ни денег, ни документов. Одежда только, пара книг в дорогу — и зарядка от телефона.
— Ну и зачем это мне? Что я с сумкой твоей буду делать?
— Пускай у тебя полежит, а вечером я вернусь — и заберу. А если не вернусь…
— А если не вернешься — мне, значит, в милицию звонить и потом объяснять, что я тебя нигде не закапывала?
— Ну вроде того. Скажешь, куда пошел, откуда приехал, во что был одет.
— Ну и зачем?
— Чтобы они знали, где искать, да и…
— Не, мне-то это все зачем? — Она вновь вытащила ступню из шлепанца и стояла перед ним, будто девушка из рекламы йоги — только обгоревшая, чумазая и без белоснежной улыбки. — Еще и сумку твою тащить…
— Я тебе, как вернусь, пять сотен дам. За то, что вещи у себя подержала.
— Пять сотен? Этим вечером? — Она задумалась.
— Ага. А я на последнем автобусе вместе с грибами поеду обратно в Смоленск.
— С грибами… — протянула девушка. — Ну ладно. Сумка твоя у меня до вечера полежит. Но — на ночь не оставлю. Пропустишь автобус свой — ночуй где хошь, а к себе не пущу. Напускалась уже.
— Я и не думал…
— Вот и правильно. — Она на ходу втиснулась в скинутый шлепок, шаркая ногами, подошла к Семену и протянула ему руку. — Марина.
— Семен. — Он пожал ее ладошку.
— Я Никитина. Живу за кладбищем, ближе к бывшей общаге. Желтое крыльцо.
— Это хорошо.
— Что хорошо? Крыльцо желтое?
— Да нет же. Что живешь близко. От остановки недалеко совсем.
— Недалеко, да что в этом толку? Все равно хрен отсюда уеду. — Она выпустила ладонь Семена и, отвернувшись, зашагала по асфальту. — Пойдем уже, грибник. Сумку свою сам тащить будешь, я по жаре ленивая.