Пока ещё ей не везёт.
Хо.
Злорадствую, да.
Поскольку, ладно, на самом деле Тамара - это дьявол во плоти, но идти мне, увы, некуда, я и здесь-то живу, как Золушка. Уборка, готовка, стирка, глажка. Друзей приглашать нельзя, домой возвращаться не позже десяти.
Это дом Тамары, и правила ее. И нарушать их можно лишь ей.
Пару месяцев назад я пренебрегла запретом и пришла из гостей в половину одиннадцатого.
Рассчитываться пришлось стипендией. Покупать ей новые туфли.
Штрафы, штрафы. Это почти смешно, она будто дочь гаишников, свое дело знает.
Втыкаю наушники в уши, включаю музыку, выползаю из кровати. Плетусь в ванную.
Для этого надо выйти в коридор.
И пройти мимо их комнаты.
Первые дни стеснялась, но они все равно ничего не замечают вокруг.
Когда заняты "этим".
Ерунда, ещё немного. Летом окончу первый курс. И мы с Полечкой переедем.
Куда подальше.
Из этой попки на окраине мира.
Здесь лишь филиал нашего агроэкологического института, а на второй курс можно перевестись в большой город.
И снимать квартирку. Маленькую, на двоих.
Нам хватит.
Босиком тихо ступаю по холодному полу, возле их комнаты останавливаюсь. Дверь открыта, как обычно, и я, не удержавшись, походя смотрю туда.
Савва в привычной позе на кровати, она у него в ногах.
Смотрю на его запрокинутую темную голову, на голый рельефный торс - и на секунду перехватывает дыхание, и сама замираю, и даже кровь в венах останавливается словно. Никого красивее, чем этот мужчина, не встречала за свои восемнадцать лет, и неясно, откуда он, вообще, в нашем городе взялся.
Знаю лишь, что приехал несколько дней назад.
Видела его одежду, такая у нас даже не продается.
А его обувь.
А часы.
Все как из каталогов для богатеньких Буратино, прожигателей жизни, хотя, он уже и не так молод - ему лет тридцать пять, и в глаза бросается, что к яркой внешности в комплекте прилагается опыт.
Он держит крашеные в оттенок красного дерева волосы Тамары.
Насаживает ее голову. Вдавливает ее лицом в свои бедра.
Она с мычанием подчиняется его рукам. Я ее слышу даже сквозь музыку в ушах.
И опять бесстыдно подглядываю. И когда уже совесть просыпается и толкает меня дальше в ванную, Савва поднимает голову.
И наши взгляды, мой светло-серый и его ореховый, схлестываются.
Щеки будто кипятком обдает.
Роняю телефон, выпадают наушники. Савва усмехается, какой кошмар.
Срываюсь с места, и торопливо несусь в ванную.
Глава 2
Чищу зубы, не могу успокоиться, такая трясучка, мой организм в зоне турбулентности.
Разглядываю в зеркале свое бледное лицо, спутанные светлые, почти белые волосы.
Я чуть ли не Снежная Королева, только мне не хватает яркости. Ресницы пушистые, но в цвет волос. Глаза большие, но невыразительные, скучно серые. Фигурка, вроде как, хорошая, но ростом не вышла.
Не то, что Тамара.
Меня застукали, как же так.
Сплевываю пасту в раковину, полощу рот.
Сама виновата, нечего было пялится на них.
Хватаю розовую мягкую тряпочку с батареи, торопливо вытираю брызги с зеркала, протираю заляпанный кран и мысленно ругаюсь.
Нет, это они виноваты, надо было запирать дверь. Они ведь знают, что я тоже здесь живу.
К чему им свидетели?
Развешиваю тряпочку на трубе. Вздрагиваю, когда с тихим щелчком приоткрывается дверь.
Ох, дура.
Я и сама не заперлась.
Оборачиваюсь, краем глаза прохожусь по широкой голой груди, заросшей темными волосками, замечаю, что он опять в одних трусах. Обтягивающие крупный бугор между ног черные стрейчи, накачанное тело, литые мышцы, он бог.
- Доброе утро, - невозмутимо здоровается он, голос всегда низкий, хрипловатый, будто только после сна или он простужен. - Мэри.
Вздыхаю, меня зовут Мария, Мэри - это для друзей, из его уст это звучит, как насмешка, словно я колхозница, выбрала себе красивый псевдоним.
- Ты потеряла.
Смотрю на его руки, мой телефон со спутанным красным проводом наушников. Он протягивает его мне.
А я не могу взять.
Он же голый почти.