Артем чувствовал себя королем, но только до тех пор, пока его пассия не произнесла, подпустив в голос кошачьих мурлыкающих интонаций:
– Если хочешь, чтобы тебе завидовали и дальше, советую более серьезно отнестись к нашим отношениям. А то, не ровен час… – И она многозначительно замолчала, взглянув на него из-под ресниц.
После этих слов ее прелести мигом потеряли всю свою прелесть в его глазах… Зато осталась эта фотография с надписью на обороте, о которой было известно лишь ему одному: «Милому Тимасику, в память о незабываемом пребывании в раю. Люблю, люблю, люблю. Твоя Маришечка».
Вообще-то он предпочитал более завуалированные надписи. Как, например, на пресс-папье в виде бронзовой лилии, покоящейся на мраморной подставке: «А. от Н. Ты один такой на свете».
Всегда можно сказать, что это от благодарного друга, которого он выручил в трудный момент. Он так и говорил, когда спрашивали. А его конечно же спрашивали, рассматривая коллекцию всяких милых штучек-дрючек, выстроившихся на письменном столе. Этакая выставка зримых знаков его побед на сердечном фронте. И ни разу ни у одной из девушек даже не зародилось в душе сомнения, что она для Артема не единственная и не неповторимая. Зато как щекотали нервы ему самому эти безделушки: зажигалка якобы от двоюродного дядюшки, костяной нож для разрезания бумаг вроде бы от кузена, ручка с золотым пером от несуществующей любимой тетушки, ежедневник в кожаном переплете от сослуживцев, что и не подозревали о таком подарке, и прочее, прочее, прочее, когда он приводил домой очередную знакомую и опускался с ней на диван.
Почему-то кабинет для всяких интимных забав он предпочитал больше, чем спальню. Может, потому, что не относился к своим увлечениям достаточно серьезно, а может, хотел сосредоточить и прошлое, и настоящее своих любовных отношений в одном месте. Кто знает?..
От неожиданности Артем ойкнул и втянул воздух сквозь зубы. Неблагодарная маленькая тварь настолько вошла в образ хищницы на охоте, что пребольно впилась зубами и когтями ему в пятку.
– Да я тебя!..
Но не успел он обернуться, как кошки и след простыл. Артем успел лишь заметить белый кончик хвоста, мелькнувший в дверном проеме.
А где-то час спустя возникли проблемы посущественнее, чем покормить и напоить. Проблемы прямо-таки диаметрально противоположного свойства. Кошка вдруг уселась посреди коридора, возле двери в туалет, и громко, настойчиво заорала.
Понять, что к чему, для Артема не составило особого труда. А дальше-то что? Предложенный унитаз кошка проигнорировала, не прерывая противных воплей. Тогда он бросился на поиски чего-то подходящего в данной ситуации, заставив себя вспомнить, что он когда-либо слышал о кошках. Наконец в холодильнике отыскался пенопластовый лоток с помидорами, обтянутыми прозрачной пленкой.
Выложив помидоры на стол, Артем нарвал в лоток газеты, поставил в туалет и выжидательно посмотрел на кошку.
Та, казалось, все поняла, перестала орать и подошла к лотку. Брезгливо обнюхала его, удивленно взглянула на Артема, после этого осторожно тронула обрывки газет лапой, словно привыкла к чему-то более подходящему. Затем снова взглянула на хозяина квартиры с таким недоуменным видом, что он тут же почувствовал себя неловко и вышел, прикрыв за собой дверь туалета. Вот тебе и помоечная оборванка!
Четкий и собранный, чего бы это ни касалось, Артем сел за кухонный стол и на специально предназначенном для этого листочке стал писать указания для Фриды Яковлевны. Обычно он уходил до ее появления в квартире и приходил, когда помощница по хозяйству, справившись со всеми делами, уже отбыла домой. Так что общение между ними происходило в дедовском эпистолярном стиле.
Очередная записка, вставленная в специальный магнитный держатель на холодильнике, гласила:
«Фрида Яковлевна, пожалуйста, купите:
1) лоток в бежевато-коричневых тонах, на худой конец – белый и наполнитель к нему;
2) кошачьи консервы и посуду;
3) шампунь для гладкошерстных кошек;
4) щетку, чтобы шерсть не летала по всей квартире.
Остальное – по вашему усмотрению. Заранее благодарю.
Артем.P. S. Домой приду позже обычного, так что ужин готовить не надо».
Когда часы показали половину двенадцатого, он указал кошке кресло в гостиной, на которое предварительно постелил чистое махровое полотенце, и милостиво разрешил:
– Можешь спать здесь. А не понравится, так на ковре. Полагаю, места тебе хватит… Изабелл…
Он решил назвать ее именно так, Изабелл, а сокращенно – Бэллочка.