Кира Калинина
Цапля для коршуна
Глава 1. Прямое попадание
Лена
Честное слово, Лена не собиралась устраивать веселые посиделки сама с собой! Кому в здравом уме придет в голову отмечать годовщину самого несчастного дня своей жизни? Но на глаза попалась бутылка кофейно-сливочного ликера, забытая в углу кухонного шкафчика, и Лена решила: хватит этой беде место занимать.
— Вообще-то я не пью, — сообщила она чайным чашкам на нижней полке. — Только по праздникам, и то чуть-чуть. Могу целый вечер с одним бокалом просидеть. Спортивное прошлое, знаете ли. Зидан не даст соврать!
Где-то во Франции, а может, в Испании Зинедину Зидану наверняка икнулось. Но что поделать? Любила Лена странные присказки.
— Логичнее, конечно, подождать до дня рождения, — рассуждала она, не дрогнувшей рукой доставая простенький винный бокал. — Но зачем настроение себе портить? Знаю же, сразу плакать потянет. Лучше уж сегодня. И чтобы больше не вспоминать!
Она вскрыла бутылку, включила древнюю магнитолу и расположилась за столом напротив окна. За окном была зима, шумела скоростная автострада и в лиловых сумерках наливались светом уличные фонари. В этот день ровно год назад Рома сказал, что любит другую. И неважно, что они жили вместе уже три года и весной собирались пожениться, а Ромины родители давно называли Лену дочкой — та, другая, "красивая и смелая", как пелось в старой песне, ворвалась в его жизнь ярким метеором, зачаровала, заворожила, увлекла за собой. "Я не могу без нее, — несчастно признался он в тот вечер. — Прости меня". Милый, добрый, заботливый… Другого такого не найти.
Крутобокую бутылку с выпуклой эмблемой Рома купил с внеочередной премии незадолго до прошлого Лениного дня рождения, потому что из всех видов спиртного она по-настоящему любила только сливочные ликеры. Но любила на расстоянии, твердо убежденная, что никакая отрава не стоит таких денег — даже самая сладкая.
Рома хотел побаловать Лену на праздник. Жаль, праздновать пришлось уже без него… А ликер так и простоял сиротинушкой целый год.
Наливая в бокал густую жидкость цвета молочного шоколада, Лена загадала: добью бутылку, оставлю прошлое за спиной, и начнется у меня новая жизнь, и будет в этой жизни и любовь, и счастье, и хорошая денежная работа, и все на свете…
— Да-да, — возразила Лена — теперь уже не чашкам, а своему благоразумию, — я помню, что даже от бокала мартини меня развозит, но неужели за вечер пол литра не уговорю? — А потом добавила без видимой связи: — Мне через три недели тридцать один стукнет. Кому я, такая старушенция, нужна буду?
Лена отбросила пораженческую мысль и отсалютовала бокалом своему отражению в черном стекле бутылки:
— За большие перемены!
Отражение усмехнулось в ответ и внезапно показалось чужим. Пожалуй, этот бокал — четвертый, кажется? — был все-таки лишним. Кухня перед глазами завертелась, фонари за окном вспыхнули, как сверхновая…
В следующее мгновение Лена обнаружила себя на четвереньках на каменном полу. Да, натурально каменном — сером, холодном. Широкие плиты были уложены так плотно, что зазоры между ними едва угадывались. Лена ясно видела эти зазоры, но когда подняла голову и встретилась взглядом со своим расколотым отражением, в глазах помутилось, в висках бешено застучала кровь. Нет-нет-нет! Не может быть с четырех бокалов ликера белой горячки.
Или может?
Прямо перед Леной стояло большое напольное зеркало, и оно было разбито, только по краям тяжелой черной рамы скалились осколки — будто зубы неведомого хищника. А из зеркального оскала ошеломленно смотрели чужие глаза — большие, серо-зеленые, темные, как сумрак в хвойном лесу.
Эльфийская принцесса в изгнании — только острых ушек не хватает.
Почему в изгнании? Потому что изгнана с родной кухни!
Не веря самой себе, Лена медленно повела рукой перед лицом, и в зеркале, заслонив невозможные лесные глаза, возникла узкая белая кисть — с зажатым в пальцах листом бумаги…
Ноги подло подогнулись, и Лена плюхнулась на пол, вяло отметив, что на ней не мягкие домашние брюки, а синяя шерстяная юбка, широкая и длинная. Ну и ладно. Ясно же, что это сон или бред, и все, что ни происходит, надо принимать как данность.
Сразу стало спокойно — как бывает в состоянии глубокого шока, когда уже ничему не удивляешься. Кот зеленый мимо пролетел, или комната вверх ногами перевернулась? Подумаешь! Чего на свете не бывает. Чужое лицо, чужая одежда, чужая тонкая рука — и что там в руке?..
Лена не спеша расправила смятый листок, мелко исписанный незнакомыми закорючками, и как полагается во сне, закорючки обрели смысл: