Закипает листва. Колышутся занавески. Очень близко слышится голос Цапли, тревожные глухие звуки, проникнутые еле сдерживаемой страстью.
На левой лестнице появляется Леша-сторож, садится на ступени, тихо играет на маленькой флейте музыку – барокко.
На правую лестницу выходит Иван Моногамов. Стоит неподвижно, притулившись к стене, смотрит на озаряемую сплохами равнину и море.
3. Простые дела
Когда-то жил поэт, служитель вольных муз. Чрезмерно вольных муз, по мнению соседа. Глаза с утра продрав, подкручивал свой ус и, плюнув в потолок, писал на стенке кредо.
Не прячь свой хвост, петух, не соберешь яиц, и не скрывай от кур горластый хриплый дар свой. Тебя зовет к себе от всех своих границ открытая для драк поверхность государства.
Уж если делят мир на равных шесть шестых, ты не забудь тогда и об одной шестерке, сравни свой подлый стих с гирляндою шутих, взлетай над Костромой и опадай в Нью-Йорке.
Бродячий шут и хват, ловец невинных душ, не убегай смешком от премий и от критик, не прячь пятак в кушак, равно и жирный куш, и в час жестоких дел держи лицо открытым.
Потом поэт струхнул. Какие-то очки в комиссии пред ним предстали вурдалаком. С соседом он теперь играет в дурачки, а кредо на стене замазал бурым лаком.
ЛЕША-СТОРОЖ (резко оборачивается, словно от толчка в спину). Кто здесь?
МОНОГАМОВ. Это я, Леша.
ЛЕША-СТОРОЖ. Кажется, ты меня узнал, Иван?
МОНОГАМОВ. Да конечно же узнал.
ЛЕША-СТОРОЖ. Фантастика! Двадцать лет не виделись…
МОНОГАМОВ. Гораздо меньше. Шестнадцать.
ЛЕША-СТОРОЖ. Невероятно. Мы ведь не были близки, ты вообще был не из нашей бражки, да и в кафе ты редко ходил. Странно, что и я узнал тебя сразу.
МОНОГАМОВ. Я знал, что вы меня не считаете своим, и я не мог быть вашим, потому и ходил редко. Я потом очень скоро забыл эту вашу «Андромеду», но вот недавно, представь себе, вдруг наяву ярчайшим образом увидел это кафе, каким оно было до слома. Это случилось в Кордильерах, возле Куско, на высоте четыре тысячи триста. Говорят, что там у многих бывают такие яркие галлюцинации.
ЛЕША-СТОРОЖ. Ты не знаешь одного обстоятельства. Впрочем, никто не знает. Когда «Андромеда» пошла на слом, я был внутри. Там, внутри, понимаешь? Все наши сидели напротив, на бульваре, прощались с ней оттуда, а я оказался внутри, и вовсе не из-за идеологических соображений, не из протеста, а просто спал там пьяный. Забыл, что утром начнут ломать, а может быть, и не знал. Я ведь тогда без перерыва гудел со своей гитарой, торчал, земли под собой не замечал. Когда они ударили чугунной бабой в крышу, я очнулся, и небо развернулось надо мной, как червь в пустыне я лежал, червяк в пустыне грохота. И вот тогда я подумал… я тогда подумал… Впрочем, не важно, что я тогда подумал… Важно, что с того времени я дворник, сторож, мужичок-середнячок, спекулянт сушеными грибами.
МОНОГАМОВ. А как ты когда-то орал под гитару! Господь, не обессудь, Паскудны наши рожи, Корява наша суть, И кожи, как рогожи! И дальше «скэтом» под Армстронга… (Улыбается.)
ЛЕША-СТОРОЖ. Между прочим, недавно мне предлагали жениться на английской подданной, но я предпочитаю…
МОНОГАМОВ. Ты предпочитаешь, Леша, сушить грибы и по ночам ждать Цаплю. Да?
ЛЕША-СТОРОЖ (испуганно). Чаво-чаво? На кой ляд мне болотное дохло?
МОНОГАМОВ. Со мной-то, Леша, хоть не придуривайся. Кто она?
ЛЕША-СТОРОЖ (глухо). Она прилетает из Польши.
МОНОГАМОВ (изумленно). Откуда?
ЛЕША-СТОРОЖ. Здесь в семи километрах польская граница.
МОНОГАМОВ (с нарастающим изумлением). Ты хочешь сказать, что в семи километрах отсюда кончается Советский Союз?
ЛЕША-СТОРОЖ. Я хочу сказать, что там начинается Польша. И она прилетает оттуда. По ночам.
МОНОГАМОВ. Может быть, наоборот, она утром улетает от нас к ним?
ЛЕША-СТОРОЖ (со сдержанным отчаянием). Там у нее друг, я знаю.
МОНОГАМОВ. Может быть, она не замечает государственной границы?
ЛЕША-СТОРОЖ. Зачем ей прилетать сюда? Зачем так мучить?
МОНОГАМОВ. Ты давно влюблен?
ЛЕША-СТОРОЖ. Влюблен? (Обхватывает голову руками.) Я спать не могу!