– Цари-колдуны очень долго правили, – подозрительно отметил сын ювелира. – Кто-то бы… ну… догадался, что они не так сильны.
– Правили. Потому что были царями, а не потому что были колдунами.
Отпрыска ювелира ответ не убедил, и Джен начал пояснять:
– Давай по порядку. По правде-то, после первых трех поистине великих чародеев цари-колдуны были не такими уж властителями. Предпоследний вот совсем мальчишкой. Его занимали стихи, роскошные дворцы и танцовщицы.
По классу пронесся сдавленный смешок. Танцовщицы – это юнцам понятно.
– Он даже колдовское обучение не закончил, – продолжил Джен, – когда скончался от хвори. Но дворцы ему возводили исправно, все новые и новые. И подати за них росли. А вот последний из царей-колдунов, его звали Аасим Хмурый. Он начал войну на востоке. И тут… да просто все совпало: засуха, два неурожайных года и эта война, которая все не заканчивалась… а подати продолжали расти. Вот тогда-то Азас Черный и другие князья провинции подняли восстание. И выяснилось, что вельможи в шелках и бархате не могут воевать! Одно дело сплести мираж, одурманить, а воевать – совсем другое.
– А как же колдуны, что в войске служат? – подал голос сын кузнеца. – Мой отец знал одного такого. – И тут же, поняв, что сказал, мальчик поправился: – Ну, то есть они же не друзьями были. Он сам в войске-то, мой отец… Вот и знал.
– Ты все верно говоришь, – успокоил его Джен. – Так же подумал и Царь Царей. Быстро заключил на востоке мир и отозвал войско. Но есть и вторая тайна колдунов. Они будто бы… выдыхаются. Вложат в чары слишком много – и валятся без сил. Куда уж тут за меч хвататься? Хронисты пишут, они покидали поле боя в носилках задолго до конца схватки. Да, в битве на Реке Крови они превратили берега в выжженную пустошь, это так. Но и всё! Над дворцами и крепостями работали дюжины чародеев: месяцы, а иногда годы. А собери тех колдунов и выстави против войска – они убьют сотню, две сотни врагов, но третья довершит дело. Колдуны не смогли переломить ход войны. А потом уже начались крестьянские бунты, погромы, и разъяренная толпа сожгла первую обитель чародеев. Это было на юге, в Ама́рре. Вот и все. Колдуны не могли победить, какими бы силами ни владели.
В классе вновь воцарилась тишина. По стене ползла кружевная тень растущего под окном дерева.
– Это была жестокая и кровавая война, в следующий раз я расскажу о восстании побольше. Но эта тайна – тайна не только колдунов. Ни лучезарный, ни его придворные, бывшие князьки из провинции, а теперь вознесшиеся на самую вершину, – не признают ее, потому что чем больше живописуешь врага, тем больше твоя победа. С тех пор чародеи живут среди нас, но держатся своих обителей и подчиняются эдикту о Правосудии. Потому что помнят…
Занавесившая вход парусина откинулась, и в дверном проеме показался Ма́зрой, тот ювелир, чьего сына юноша переубеждал.
– …помнят: нас, простых смертных, всегда больше, – на мгновение запнувшись, продолжил Джен, – и в любой миг мы сметем их обители к песчаным бесам. В последние годы…
Тогда-то ювелир и подал голос. Громко и отчетливо, чтобы перекрыть басом все, что мог сказать юноша, купец рявкнул:
– Довольно! На сегодня закончили.
Джен любил такие мгновения, когда видел, что ученики с сожалением покидают класс. Любил детское любопытство: густое, осязаемое, оно льстило, как оценивающий женский взгляд. Юноша хотел напомнить, что ювелир может забрать сына, но не остановить урок, когда увидел и других отцов.
– Здесь ваши родители, – обратился Джен к ученикам. – Закончим в следующий раз. Не забудьте, что будет не только история, но и счет.
Взгляд его метнулся к Мазрою. Два, три, пять человек… Все те, что собрались и в складчину наняли сына лекаря, сейчас стояли там, молчаливые и угрюмые, и отчего-то душа у Джена ушла в пятки. Пока дети собирали вощеные дощечки, обрезки пергамента и тушь, юноша застыл в неловкой позе, не зная, куда деть руки. «Сейчас случится что-то очень плохое». Он уже знал это. Равно как знал и что следующего раза не будет.
Отцы ввалились в комнату вслед за ювелиром, стоило последнему ученику покинуть класс.
– Так-так-так… – неприятным голосом сказал купец. – Что тут у нас? Рассказываешь детям про колдунов?
Торговец никогда не нравился Джену. С его полных губ не сходила липкая, слащавая улыбка. Бордовый изрядно засаленный халат туго натягивался на животе, и говорил толстяк презрительно, чего юноша никак не понимал. Ведь он же сам нанял не жреца, не книжника и даже не писаря! Если презираешь бедняка-учителя – найми другого! Но Мазрой предпочитал краснеть, потеть и поджимать губы, отсчитывая медяки.