Когда они набрали высоту, Пенрод увидел костры эфиопской армии на другом конце большой чашеобразной долины. Они были разбросаны по огромной территории.
- Зрелище, которое согреет кровь, не так ли?”
Пенрод обернулся. К нему присоединился один из новых капитанов.
- Надеюсь, они нападут.”
Пенрод ничего не ответил.
“У меня есть для вас сообщение, - продолжал офицер. “Из лагеря пришло известие, что один человек был схвачен. Говорят, что он шпион Менелика, хотя и белый. Он сказал, что вы можете за него поручиться. Его зовут Райдер Кортни.”
“Какого черта здесь делает Кортни?”
“Значит, вы его знаете?”
- Торговец, который сейчас добывает золото в горах над Адригатом. Если он пришел за новостями, то выбрал для этого чертовски неподходящее время. Но да, я ручаюсь за него.”
Капитан выглядел извиняющимся. “Нет смысла поручаться за него передо мной, майор. Это кто-то из людей Альбертоне, охраняющих его снаряжение в Сурии. Они не выпустят этого Кортни без единого слова от генерала. Говорят, у него безумные глаза.”
- А кто его забрал?”
“Кто-то из новых неаполитанских мальчиков.”
Если бы кто-нибудь из местных бригад подобрал Райдера, он смог бы объяснить им на любом из четырех языков, что это за дело, и покончить с ним. Пенрод сомневался, что Райдеру когда-либо приходилось много говорить по-итальянски.
- Извини, мой друг, но тебе придется пойти и попросить разрешения Альбертоне отпустить его.”
Пенрод выругался бегло и на нескольких языках, а затем начал пробираться обратно через извивающуюся колонну к тому месту, где он мог бы присоединиться к тропинке, ведущей к позиции Альбертона. На полпути вниз по крутой зигзагообразной тропе он сошел с нее, чтобы пропустить мула, нагруженного частями одного из полевых орудий. Один из младших итальянских офицеров, с которыми он пару раз разговаривал в лагере, выскользнул из колонны и присоединился к нему. Ему едва исполнилось двадцать, и его форма свободно сидела на тощем теле. Он храбро пытался отрастить усы, но Пенрод видел и более впечатляющие образцы на женах отставных генералов.
- Майор, могу я кое-что спросить? Некоторые парни говорят, что если эти черномазые поймают тебя, то они, ну ты понимаешь . . .- Он с несчастным видом указал на свой пах, а затем сделал рубящее движение правой рукой.
“Насколько я понимаю, это часть здешней культуры, - сказал Пенрод, и мальчик побледнел. - Лучше не позволяй им поймать тебя, юноша.”
Парень печально кивнул и вернулся в свою компанию. Пенрод смотрел, как он тащится в темноте, гадая, был ли он когда-нибудь так молод, а затем продолжил свой путь вниз по тропинке и направился к тому месту, где ожидал увидеть Альбертоне, разворачивающегося через Кидан-Мерет.
Однако он не обнаружил никаких признаков развертывания, только заднюю часть колонны, доставлявшую припасы, предназначенные для завтрака колонны. Он схватил офицера из корпуса общественного питания.
“А где же Альбертоне?”
Мужчина посмотрел на него, как на сумасшедшего, и жестом указал вперед. “Туда. По крайней мере, на час впереди нас.”
Пенрод почувствовал легкую тошноту в животе. Часовая прогулка по этой дороге могла бы вывести Альбертоне на многие мили вперед, и он оказался бы в идеальном месте для захвата войсками Менелика.
“Мне нужна лошадь. Сейчас.”
Офицер пожал плечами: “Это невозможно.”
Пенрод схватил его за шиворот и поднял на ноги. “Лошадь. Сейчас.”
- Офицер крикнул через плечо, и хихикающий Аскари поднял хорошее животное. Пенрод открыл свои часы, внимательно следя за временем, затем вскочил на лошадь и пустил ее галопом, опустив голову.
•••
Шафран подумала, что она, возможно, молилась сама себе до оцепенения. Жрецы пели в медленном, нарастающем ритме. Вскоре после полуночи она поняла, что священный табот, над которым молились священники, не был точной копией Ковчега Завета, который хранился в каждой церкви Эфиопии. Это был настоящий Ковчег. Легенда, принятая как факт каждым сыном или дочерью Эфиопии, состояла в том, что он был доставлен в Аксум из Иерусалима много веков назад сыном царя Соломона и царицы Савской. Теперь жрецы древней столицы принесли его, чтобы направлять и защищать императорскую семью. Шафран не была уверена, была ли это ее усталость, или ее страх и разочарование, но она могла поклясться, что Ковчег, казалось, светился.