“Нет, сэр, это не так.”
- И все же мы-дикари.- Менелик вздохнул. - Идите, Майор Пенрод. Вы можете говорить с пленными, как пожелаете, и путешествовать, как сочтете нужным, по моему слову. У меня нет никаких разногласий с англичанами. Скажи это своей королеве.”
•••
Они пробыли в лагере еще два дня, пока Эмбер собирала отчеты о битве у эфиопских принцев, солдат и итальянских пленников,а Шафран яростно рисовала. Затем, когда шахтеры были освобождены от службы в армии Менелика, они пересекли поле боя и направились на запад, в горы, к лагерю Кортни. Их встретили радостно и печально. Но не все мужчины вернулись.
На следующий день все собрались у церкви, чтобы посмотреть, как Эмбер печатает соглашение о передаче управления шахтой Кортни Патчу. Женщины вынесли ее стол и стул на центральную площадь и препирались до тех пор, пока не убедились, что оба они ровные.
Патч, марта, Шафран и их дети заняли свои места перед Эмбер, а Райдер начал диктовать. Пальцы Эмбер заплясали по клавишам, и женщины вытянули шеи, чтобы увидеть надпись, появившуюся на странице, бормоча свои поздравления.
Это был простой документ. Шахта Кортни была передана под контроль Патча, и теперь у него была официальная доля в предприятии вместе с Райдером. Он будет продолжать заключать соглашение с Менеликом, но с этого момента будет нести ответственность за все решения, связанные с управлением шахтой, лагерем и ее снабжением. Его будет консультировать группа из шести человек, набранных из старших рабочих, но его решение будет окончательным. Он разделит прибыль от рудника с Райдером, причем шестьдесят процентов акций достанутся райдеру, и своевременно пошлет эти деньги своим банкирам в Каир.
Эмбер вытащила бумагу из-под каретки и двое мужчин подписали ее.
Марта устроила пир, чтобы отпраздновать подписание контракта, и все они были рады случаю поднять себе настроение.
Когда Кортни и Эмбер начали укладывать свои пожитки, они сделали это под звуки богослужений, проводимых в церкви как в День благодарения, так и в траур. Семьи тех, кто погиб, несли себя с огромной гордостью: их сыновья и мужья пожертвовали собой, чтобы спасти и объединить Эфиопию, и это была победа, которую они держали близко к себе, согревающее пламя в холоде их горя.
Райдер и Патч договорились о том, что семьям погибших будут выплачиваться начисленные зарплаты и пенсии, и дали им понять, что они могут продолжать жить в лагере, если пожелают. Некоторые так и поступали. Другие вернулись в свои прежние дома.
Для Эмбер, хотя она и чувствовала боль от расставания с лагерем и людьми, которых знала, каждое мгновение было озарено радостью присутствия Пенрода. Она показала ему свой дом и свои сады, свои плотины, сады и ульи и была в восторге от его похвалы и интереса. Он сильно изменился. Он был более спокойным, более готовым улыбаться и более мягким в своем языке и обращении с окружающими. Маленький Леон преклонялся перед ним с первого взгляда, и когда Пенрод сказал ему, что из него выйдет отличный солдат, он чуть не обезумел от восторга.
На второй день своего пребывания здесь они оказались одни, высоко на южном склоне холмов над лагерем. Место, где Эмбер вырастила своего львенка и снова начала писать. Воздух был сухим, и весь Тиграй, казалось, лежал перед ними-неровный горизонт из рыжевато-коричневых гор и глубоких тенистых ущелий.
- Эмбер, - тихо произнес Пенрод. “Я должен поговорить с вами.”
Внезапный ужас сжал сердце Эмбер. Она не хотела думать о прошлом, о том, что он сказал или сделал, чтобы заставить ее разорвать помолвку. Она боялась, что они снова поссорятся и он снова исчезнет из ее жизни. Эта мысль была мучительной. Она взяла себя в руки, точно так же, как карабкалась по остекленевшим камням амбы. Опасность надо было встретить лицом к лицу.