Путники вступили в поросль; идти приходилось по моховым кочкам, появившимся в изобилии. Кузька несколько раз останавливался и делал стойки, но Свирид Онуф-риевич махал рукой, и умный пес принимался снова колесить по следам Антона, то и дело описывавшим круги по кустам. К удивлению охотника, следы в одном месте вдруг утроились.
— Что он, с ума сошел или заплутался совсем? — пробормотал Свирид Онуфриевич. — Зачем он три раза пробирался здесь то вперед, то назад?
Не сделали они и двадцати шагов по тройному следу, как кусты раздвинулись и впереди открылась синева воды. В низких берегах извивалась окруженная высокими камышами небольшая речка. Влево и вправо зеленела обнаженная кочковатая равнина. Антона на ней видно не было.
Свирид Онуфриевич снял с плеча ружье и выстрелил в воздух.
— Смотрите! — быстро произнес Михаил Степанович. — Люди!
Он указал рукой вправо: из-за бугра на самом берегу реки выставилась и глядела на них человеческая голова. Она принадлежала Антону. Загадка тройных следов объяснилась.
— Где ты запропал? — крикнул Михаил Степанович. — Кто с тобой?
Антон приподнялся еще больше, и можно стало различить, что он в одном и притом совершенно мокром белье.
— Беда приключилась! — ответил он. — Как пес пропал бы, кабы не добрые люди эти, дай им Бог здоровья!
— Какая беда? — одновременно спросили Свирид Онуф-риевич и Михаил Степанович, подходя к нему.
— В трясину провалился. Сперва по колени ушел, потом сталь высвобождаться, по пояс ухнул, а там и пошло тянуть. Спасибо вот они, на крик прибежали-с, вытащили! А только ведро и сапоги там остались.
Бледный, с синеватыми пятнами под глазами и около носа, точно вставший после долгой болезни, старик был неузнаваем.
«Милые люди» — старик и малый — заслуживали скорей совсем другого названия. Первый, громадный, почти медвежьего роста и склада человек, глядел из-под нависших черных бровей схожими с углями глазами; под ними сейчас же начиналась сивая, всклоченная борода; над узким лбом седой гривой вставали давно нечесаные волосы, с листьями и мохом в крутых завитках их. Другой, молодой и безгрудый парень, весь был изъеден комарами; лицо его представляло из себя какую-то распухшую, всю в красных бугорках маску; одеждой обоим служили невообразимо грязные и рваные лохмотья, сквозь которые сквозило искусанное комарами тело.
— Откуда вы? — обратился Свирид Онуфриевич к неизвестным.
Молодой вопросительно повел бесцветными глазами на товарища.
— Старатели[12] приисков, — низкой октавой процедил тот.
— А далеко они отсюда?
— Близко…
— Слышите? — радостно воскликнуть охотник, обращаясь к Михаилу Степановичу.
— Слышу, — ответил тот, с недоверием рассматривая неизвестных. — С какого же именно вы прииска?
— С лесного!.. — усмехнувшись, ответил гигант. — Кто его крестить здесь станет?…
— Не проведешь ли нас к нему? — спросил Свирид Онуфриевич. — За труды вам заплатим…
— Вас? — неизвестный оглядел обоих. — Что вам там делать? Иль разбогатеть хотите?
— Заплутались мы; выведи куда-нибудь к дороге, — хорошо заработаете!
Неизвестный призадумался. От спасенного им Антона слышал о нахождении вблизи «чудного» каравана, и караван этот, как все неизвестное и непонятное, возбуждал в нем недоверие.
— Нет, не рука! — заявил он, тряхнув головой. — Вам один путь лежит, нам другой!
— Да вы куда идете-то?
— В пустынь; спасаемся! — сказал старик и черные глаза его заискрились. — Грехи замаливать хотим!
Спутник его прикрыл рукой нос и захихикал.
— Успеете еще намолиться! — возразить Свирид Онуфриевич. — Сперва нас выручите, а потом и о душах думайте!…
— А что дашь? — вдруг спросил неизвестный, устремляя жадный взор на оружие охотника. — Порошку с ружьем дашь?
— Изволь.
Гигант подумал еще немного и с ожесточением поскреб затылок.
— Нет, не рука! — твердо повторил он. — Нет нам хода назад, а указать вам дорогу можем!
— Где она?
— Вверх по реке. Первая вода будет в эту реку впадать — мимо идите, вторую увидите — тоже мимо пустите, а завидите третью — сворачивайте; день пройдете вверх по ней — там вам и будет село. — Дай хоть ножичек! — вдруг грубо добавил он, — вишь, у тебя сколько всего навешано!
Свирид Онуфриевич отстегнул ремень, снял с него длинный охотничий нож и подал его неизвестному.