Он тихо и горько засмеялся. Вот сколько стоила ему слава! Народная слава, любовь царевича, ревность царя, а потом недостойные интриги, инструментом которых была одновременно хитрая и наивная девушка.
– Но ты можешь приходить за удовольствием каждый вечер, – предложил он насмешливо.
Она поднялась и ушла быстрым и раздраженным шагом. Мерова, однако, была упорной. А может быть, действительно влюбленной. Или и то и другое. Она вернулась в следующие вечера, настойчиво добиваясь своей цели, используя для этого все тонкости, которыми она владела инстинктивно или которые были рекомендованы ей сожительницами дворца. Но если он извлекал из этого удовольствие, не уступал и смеялся, неистово избегая главного, то она старалась его то оцарапать, то покрывала поцелуями.
Каждый вечер он рассказывал все Ионафану, которого это забавляло, но и тревожило: сколько дерзости у девственницы, его родной сестры, и настойчивости у отвергнутой девушки, а также интриг, замышляемых Саулом и его людьми. Но в конце всегда взрывы смеха Давида и Ионафана, руки, лежащие на плечах товарища, вся эта интрига только еще больше объединяла их. Хитрость не удалась. Дворцовые сплетники скоро рассказали молодым людям, что повитуха осмотрела Мерову и подтвердила ее невинность. Давид, безусловно, не был равнодушен к женщинам, он не был рохлей, но у него не было и намерения становиться тайно зятем своего возлюбленного.
– Впрочем, это ничего бы не изменило, – сказал как-то Ионафан. – Я хочу сказать – ничего в нашей дружбе.
Давид размышлял над этим: в конце концов, он вышел победителем. Его позабавила царская интрига, а Мерова и правда была в его вкусе. И может быть, если бы Саул ему официально отдал ее руку, он бы с удовольствием женился на ней. Однажды утром Ионафан напомнил своему отцу, что Давид ждет награды, обещанной победителю Голиафа, тем более что это было обещано публично.
Саул выслушал просьбу с невозмутимым лицом и не сделал никакого комментария. Но вечером, в начале трапезы, в присутствии своих сыновей и Давида равнодушным тоном объявил, что решил отдать руку Меровы Адриэлу из Мехолы, знатному человеку, которому он был обязан. Все взгляды были направлены на Давида, ведь именно ему публично была обещана награда. Оскорбление, однако, было встречено улыбкой. Он поднял рог с вином и выпил за успех жениха и невесты. Жест вывел из себя Саула, который, повернувшись к Давиду, бросил:
– Итак, пей!
По лицу Ионафана пробежали судороги. Его отец не только публично обнаружил свое предательство. Но еще свою досаду и, более того, свою зависть. Царь завидовал победившему юноше. Настоящим царем впредь будет Давид. Царство будет разделено между ним и Ионафаном.
– Мерова была обещана победителю Голиафа, – вновь сказал Саул, опустив глаза, – но у меня есть другая дочь, которая достанется этому победителю. Однако при условии…
Он поднял глаза на присутствующих, выждал время, чтобы произнести: «Пусть этот победитель заплатит мне выкуп». У каждого перехватило дыхание. Царь просит выкуп? Царь?
– Я хочу получить крайнюю плоть от ста филистимлян, – сказал Саул. – Мы выезжаем завтра.
Необычность и явная непристойность требования оскорбили слух присутствующих. Даже Малхис, который не любил Давида, выглядел потрясенным. «Он потерял разум! Он обезумел от зависти!» – сказал он своему адъютанту. Авенир следил за происходящим с удрученным видом. Но страннее всего среди этой бури выглядело поведение Давида.
– Ну, так выпьем за этот выкуп! – ответил он, поднимая рог и не прекращая улыбаться.
Иевосфей, до сих пор сидевший тихо и неподвижно, встал и торжественно сел около Давида. Все следили за его действием, а брови Саула нахмурились.
– Я пью за победу Давида, – сказал он проникновенно. – Я пью за сто краеобрезаний, которые достанет мой зять. – И он обнял Давида за плечи. Потом он опустил руку на блюдо, вытащил кусок птицы и протянул его Давиду жестом любовника или раба. Давид взял его, не отводя глаз от взгляда Иевосфея. «Этот юноша пленит нас всех, – прошептал адъютант Малхис. – Всемогущий с ним».
– Подождем, что скажет Самуил, – ответил Малхис зловещим тоном.
Глава 14
ВЫКУП
Филистимляне решили взять Гиву и уже три дня готовились к осаде. Прибывшие шефелы, следуя по реке Сорек, собрали своих, рассеянных по горам Хеброк, в долине Рефаим и устроили лагерь в миле на юг от Села[3].
Иудеи, численностью десять тысяч, вышли на заре, намереваясь разрушить лагерь и прогнать врагов за реку Кезалон. Авенир разделил их на пять отрядов по две тысячи человек, четырьмя командовали сыновья Саула, а пятый, в большинстве своем состоящий из лучников, был под его личной командой. Около тысячи солдат также были разделены на четыре группы, входившие в отряды под командой царевичей. Давид, у которого никакого звания не было, находился в отряде Ионафана и был вооружен одним мечом, который ему вручил Ионафан. Оправдываясь, он говорил, что ему не подошло никакое оружие. Издалека его узнавали по пышной шевелюре, по его обнаженному торсу, который прикрывал только жилет.
План атаки был прост: четыре группы окружали филистимский лагерь, конники брали приступом, а пехотинцы шли следом. Тылы подстраховывали лучники под командованием Авенира.
Филистимские отряды стояли около леса. Их наблюдатели заметили появление иудеев в первых отблесках зари и забили тревогу. Отряд Ионафана предпринял атаку на левый фланг, отряд Иевосфея – на правый, два других – в центр. Как только они вышли на досягаемость стрелы, тут же подверглись ответному удару филистимских лучников: дождь стрел, по филистимской тактике, обрушился на ноги, самую незащищенную часть тела. Несмотря на это, под укрытием широких щитов из кожи иудейские конники прорвали укрепления и первые ряды филистимлян. Лучники, потеряв дистанцию для стрельбы и не имея оружия, чтобы сражаться, обратились в бегство. Битва шла между пехотинцами и конниками, началась страшная резня.
После начавшейся атаки Ионафан, потеряв Давида из виду, встревожился. Мысль о том, что, возможно, друг мертв, поразила его так, что Ионафана охватил ужас. Несмотря на кровоточащую рану в ноге, пораженной стрелой, он шел вперед, укрываясь щитом, держа меч наготове.
В это время филистимляне, не потерявшие и пятисот человек, укрепили свои отряды около леса, чтобы дать отпор иудеям. Так что битва обещала быть долгой.
Но неожиданно в тылу филистимлян поднялась паника. Они принялись кричать, потом побежали беспорядочно, ломая свои ряды, и Ионафан был вынужден остановиться, удивленный таким оборотом событий. Вскоре он понял военный маневр своего так внезапно исчезнувшего друга. Сотня пехотинцев во главе с Давидом обошла лес. Просочившись тайком, его люди с тыла напали на филистимлян и застали врагов врасплох. Филистимлянам оставалось только бежать, но они падали под ударом отрядов Ионафана и Иевосфея. Иудейские лучники пошли в наступление, стреляя в центр отрядов неприятеля.
Давид пронзил своим мечом филистимлянина, и тут неожиданно один из его пехотинцев повалил его на землю. Стрела со свистом пронеслась в том месте, где только что была голова Давида, и вонзилась в дерево.
«Отступай ползком! – крикнул пехотинец. – Все отступаем ползком! Отдай приказ!»
Действительно, теперь им угрожали стрелы лучников Авенира. Давид отдал приказ. Они отступили в лес, укрываясь от стрел. Резким движением пехотинец, спасший жизнь Давиду, вытащил стрелу из дерева.
– Она предназначалась тебе, Давид, – сказал он, протягивая стрелу. – А теперь собирай выкуп, мой царевич!
Дождь иудейских стрел прошел. Давид, тяжело дыша, оглядел поле боя: иудеи заняли филистимский лагерь. Остались только раненые, пленные и мертвые. Остальные убежали в лес. Битва была закончена. Уже поднимался сладковатый запах крови. Он посмотрел на пехотинца, положил ему руку на затылок, как будто хотел привлечь к себе.
3
География Ветхого завета очень неточна. Это так же, как считают в холмах Иерусалима две Гивы – одну на севере горы Скопус, другую на юге Шафарсалама; две божественные Гивы – одну на реке Сувенит, другую, предположительно, считают Миспой, известной под этим именем после 587 г. до н. э. (поскольку существует другая Миспа, немного севернее). Я выбрал восточную Гиву в качестве города-столицы Саула по историко-географическим соображениям, согласно которым эта Гива является главной, расположившейся в центре населенных пунктов, эдакий город городов конца II тысячи и начала I тысячи до н.э. Она находится в центре сплетения важных водных каналов и в особенности стратегического господства большой оси сообщений севера-юга, составляющей долину Иордан: горный хребет, состоящий из горы Кармель, горы Самарии и Вифлеема и Иерусалима таким образом, что горы Иудеи образовывали позвоночный столб, контролирующий все государство филистимлян в военном отношении.