Выбрать главу

Я чуть на пол и не упал. Что такое? Неужели уже убивают? Я же почти как почтальон Печкин, только-только жить начал, на престол сел…

Вот так и знал, что жаба права, и гвардейцам юбилейные полудрамы дарить нефиг!

Свеча в изголовье кровати затрещала и разгорелась сильнее, отвоевав у ночи несколько пядей. Тень в углу стала четче, обрисованней и… оказалась мальчишкой лет пяти или чуть меньше, спящим на коврике у стены, свернувшимся клубочком и прижимающим к груди коробку с котом. Князь Мышкин, видимо от возни, проснулся и теперь зевал да оглядывался по сторонам.

— Малой, ты кто? — я подошел к мальчонке и присел на корточки.

Парнишка встрепенулся, часто заморгал, а лицо его приняло испуганное выражение.

— Я Рунька. — он протер глаза и сел. Увидел, что не какой-то разряженный придворный рядом, а пожилой мужик в рубахе и с бритой мордой, да успокоился. — Кухонный прислужник. А ты, дедушка, кто будешь? Я тебя во дворце не видел раньше.

— Увидишь еще. — заверил я мальца. — Рунька, это сокращение от Румиль?

— Ага. — он кивнул. — Румиль Рыбоголов, из рыбаков мы. Мамка на женской половине служит, ну и меня вот пристроила.

— А делаешь тут чего? — спросил я.

— За котом поставили приглядывать. — мальчик тяжело вздохнул. — Плошку я опять разбил, теперь может и со двора погонят, если и царь будет недоволен, как за его зверем смотрят. А я на котике ведь и блох всех переловил, и в уголок тазик с землей принес, за гобелен с охотой поставил — показал пушистому куда ходить надо. А то царь-то, поди, осерчает, если мохнурик ему в комнате наделает, да и выкинет на улицу. А котенок маленький, один не выживет.

Такая в его последних словах обреченная серьезность промелькнула, словно он кошачью роль на себя примерил.

А может так оно и было — сказал же, выгнать могут за провинность. А куда он пойдет, если отца нету? Замужних-то не берут служить во дворец.

— Нет, выгонит — это вряд ли.

— Да кто их знает, царей? Каген бы точно прогнал.

В животе у мальчика громко заурчало.

— Ты что, голодный? Тебя не кормили разве?

— Коту поесть приносили, мне — нет. — он шмыгнул носом и почесал Князя Мышкина за ухом. — Мясцом тушеным мелкорубленым потчевали, паштетом каким-то, да сливками.

— Совсем они мне кота испортят — додумались, кормить деликатесами зверя, а живого человека морить голодом. — буркнул я себе под нос, и добавил громче: — Ну а что ж ты, хоть немного сам бы съел. Кот-то все не осилил.

Я кивнул в сторону виднеющейся чуть в стороне, на границе света и тьмы, тарелке, где явно еще что-то было.

— Да ты что, дедушка! Это же воровство, за такое казнят! — испугался Румиль. — Я лучше потерплю. На кухне, чай, объедков-то сейчас полно. Вот придет царь, отпустит меня, и поем.

— Объедков, значит?

— Ага. Меня ведь за кормежку сюда взяли, да я криворукий, бью все постоянно… — кишки в брюхе мальчика вновь завели рулады, а я почувствовал, что начинаю сатанеть.

Нет, конечно, я лично не могу накормить всех голодных и обогреть обездоленных всего царства. Я отдаю себе в этом отчет. Но морить голодом ребенка из-за какой-то там поганой тарелки!.. И где? В моем дворце!

— Погоди, сейчас сообразим чего-то пожевать. — я погладил кота, который в ответ на ласку ткнулся мне в ладошку мокрым носом, и поднялся. — Праздник все же.

— Ну да. — Рунька тяжело и как-то очень по-взрослому вздохнул. — Кому и праздник…

Вернувшись ко входу в царские-мои покои я открыл дверь и пару секунд полюбовался вытянувшимися во фрунт Блистательными.

— Пацана-то почему не покормили? — негромко поинтересовался я.

— Не могу знать! — отрапортовал, и тоже очень тихо (зато с каким выражением!) гвардеец.

— Вот что, голубчик… Пошли кого-то из слуг, пусть принесут чего-нить пожевать. И кастеляна Ежиного гнезда ко мне. — распорядился я.

Папак из Артавы примчался минут через семь, запыхавшийся и с подносом в руках.

— Ва… — он глотнул ртом воздуха. — Ваше величество не накушались за столом?

Так-то он не жирный, просто с небольшой возрастной полнотой — четверть местного века уже разменял, — но физическая форма у князя не ахти, вот и подводит дыхалка.

— Блюдо поставь. — посоветовал я, мрачно разглядывая Папака из кресла, в котором ждал дворцеуправителя.