Канцелярия у Кагена, оказывается, была. И лейб-секретарь на пару со стремянным-порученцем тоже, но сии носители множества мужских достоинств и государственных тайн так горевали о кончине любимого царя, что свалили за кордон не дожидаясь моего появления в Аарте. А канцелярия… Канцелярия осталась, только за отсутствием у страны монарха ей заняться было нечем, потому я никого из своего аппарата вчера и не видал. Что им на службе делать, если работы нет, начальства тоже, и когда будут один Солнце знает?
А тут как раз царь нарисовался — появился повод появиться на рабочих местах.
Вот примерно это мне и изложил Тумил, когда я, прямо из своих покоев, по специальному коридорчику, прибыл в монарший кабинет, и мой стремянной явился с докладом.
— И много у меня там сотрудников? — полюбопытствовал я.
— Не, величество, пятеро всего. — ответил мой ВрИО Поскребышева. — Все в комнатушке у входа сидят, которую я поначалу за караулку принял.
— Что-то негусто. — взяло меня сомнение. — Как же они справляются?
— Было бы там чего справляться. — буркнул Тумил. — Обычные подай-принеси. Я ж их уже поспрошал про их работу…
— Они так и ответили. — съязвил я.
— А я не один спрашивал, со мною Касец был. Князь Большой Мымры. — невозмутимо парировал мальчик. — Так вот, твое величество, скажу я тебе честно, что царская канцелярия, это сущие дармоеды. Старые бумажки с полки на полку перекладывают, да новые адресатам относят.
— В смысле — адресатам? — как-то канцелярия с почтой у меня не особо ассоциируется.
Нет, я знаю, что отправка исходящей корреспонденции, это всегда работа секретаря, но вот чтобы и доставка респонденту тоже, это как-то мне внове.
— Да очень просто. — вздохнул Тумил. — Я уже разобрался как они тут работают. Царёв секретарь принимает всякие себе челобитные, послания и прочие там документы, раскладывает на стопочки, чтоб на одну тему, примерно, были, и отдает царю. Ну, рассказывает еще ему… то есть уже тебе, величество, что там и где. Потом забирает, и раздает кому приказано: министрам там всяким, примасу, или может с гонцом куда надо послать. Вот как-то так. А эти пятеро у него так, на подхвате.
Как все у него просто выходит-то. Может и впрямь, так оно и есть? Ой, сомневаюсь что-то…
— Ну, молодец если разобрался. — кивнул я. — Тогда докладывай, что у нас с корреспонденцией, что с посетителями, ну и все прочее.
— С корреспонденцией пока не густо. Вернее, челобитчиков-то хватает, полная приемная, но все хотят лично к ногам твоего величества припасть.
— Перетопчутся. Пускай тебе сдают, в обычном порядке. — будем считать, что у меня сегодня неприемный день. — Что-то еще?
— Еще несколько записок. — ответил Тумил. — Зулик, князь Тимариани, просит назначить час аудиенции с тем, чтобы представить кандидата на его бывшую должность министра посольских дел; капитан Латмур тоже просит принять для утверждения кому-то там из Блистательных новых званий; примас еще просит ему назначить время встречи, но зачем не сообщает. Ну и ежемесячные отчеты от высших сановников — целая куча. А, еще преподобный Валараш на прием просится, но он ничего не писал, пришел и у порога ждет.
— Ладно, пошли кого-нибудь к Зулику, скажи что приму немедленно. — вздохнул я. — Потом к Латмуру, приму после главного министра. Записку для примаса начеркай, что я его с радостью жду сегодня вместе отобедать и все такое… Подберете там нужные слова-то вшестером, поди — я подпишу. Ну, а наместника Ежиного удела прямо сейчас и запускай. Посмотрим, чего ему от меня надо.
— Угусь. — кивнул мальчик. — Все?
— Пока — да. Если считаешь, что кого-то еще надо принять непременно лично и именно сегодня, — ты посоветуйся с остальными секретарями-то, не гнушайся чужого опыта, — то их распределишь в порядке живой очереди, чем дело важнее, тем раньше на прием.
Тумил кивнул еще раз, и открыл дверь в кабинет.
— Преподобный Валараш, государь примет вас немедля. — возгласил он, переступая порог.
Ой, нехорошо. Наместник-то — священнослужитель, мы с Тумилом тоже косичками щеголяем, пойдет, ой пойдет молва о том, что Лисапет-де теперь поперед всех церковников будет продвигать.
— Государь! Батюшка! Родимец! — слезливым голосом воскликнул поп-губернатор, едва оказавшись в кабинете. — Смилуйся, избавь ты меня от этой каторги, ведь сил моих уже никаких на это нет! Солнцем, Сердцем, Оком и всеми богами тебя молю!
— Ни-чи-во не понимаю. — с интонацией старшего из братьев Колобков произнес я. — Ты о чем, преподобный? Присядь, успокойся и изложи по порядку. Какая каторга?