Опс. Косяк.
— Увы, неотложные государственные дела этому воспрепятствовали. — сокрушенно вздохнул я.
Вот они, пригодились навыки, полученные в театральной студии, куда меня маменька в старших классах запихала!
— Да ты присаживайся, присаживайся, отец мой, не стой как истукан. Я же прекрасно знаю, сколько сил отнимает служба. Изволь-ка откушать поплотнее, дабы упадок сил не произошел.
— Плоть бренна, дух превыше всего. — ответил первосвященник, но в кресло сел.
Жезл, разумеется, слуге отдал.
— Ну, вместилище духа тоже запускать нельзя, а то отдашь душу Смерти раньше времени, а сие грех. К тому же я сделал князю Папаку внушение, и такого конфуза с мясом, как вчера на пиру, как видишь, преосвященный, не повторилось — чай не оскоромишься.
— Громолетов пост не из строгих. — чуть смягчился Йожадату. — Мирянам его нарушать разрешается, большой вины за дворцовым распорядителем нет. Нехорошо, конечно, но уж всяко лучше того непотребства, что нынче творится в Аарте.
— А что в ней такое происходит? — полюбопытствовал я, и впился зубами в гусиную ногу.
— Пьяная вакханалия. — скорбно ответил примас и придвинул к себе тарелку. — Штарпен из Когтистых Свиней с самого утра выкатил на площади бочки с дармовым вином, так чернь уже на радостях перепилась, а к вечерней службе, боюсь, до храмов мало кто доползет.
Вообще-то в Ашшории ежедневное посещение богослужений дело вовсе не обязательное, но напоминать об этом первосвященнику так вот, в лоб, как-то не хочется.
— Ну, один день за все царствование — не страшно, пускай их повеселятся. — ответил я. — Вот на завтра я повелел культурную программу организовать, открыл бани и одеон для всех желающих.
Сделав паузу я умильно посмотрел на своих гостей и жестко добавил:
— Вы уж расстарайтесь, чтобы диспуты в этот день были пожарче, подберите лучших философов и богословов и отправьте купаться.
Золотой Язык удивленно вскинул брови и поспешил заверить, что сам лично собирался поплескаться, и друзей с собой теперь тоже позовет.
— Мы редко сходимся во мнениях с достопочтенным Щумой, но тут должен констатировать полное с ним сердечное единение. — сказал Йожадату. — Теологические споры в банях доставят богам радость.
— А мирянам — веселье. — добавил я. — Ну и просветлению поспособствуют, куда ж без этого. Ты, однако, преосвященный, писал, что имеешь до меня важное и неотложное дело.
Примас покосился на Щуму, я сделал вид, что занят едой, и Йожадату, со вздохом, пришлось начать:
— Да, государь. Со скорбью сообщаю, что речь идет об оскорблении богов, которое царем Кагеном, да пребудет он одесную Солнца, запрещено. — поминая моего братца священник возвел очи горе.
— Ай-я-яй. — я покачал головой, изображая скорбь. — Это кто же посмел?
— Сын местного жреца-расплетыги. — Йожадату поморщился, затем покосился на Щуму и с некоторым, как мне показалось, злорадством, добавил. — Прозывается Яван Звезды Сосчитавший.
— Философ? — я с интересом поглядел на наставника царевичей.
— В городской гильдии не числится. — отозвался тот. — Состоял когда-то, считался лучшим знатоком небесного свода, но три года назад уехал в Шехаму, приобщиться к мудрости покойного ныне Коперы Неколесного, и более не возвращался.
— Из Шехамы оный Яван, — обличительным тоном произнес примас, — перебрался в Лесогорье, где начал проповедовать мерзостные вещи, отрицать всех богов, кроме Тата Созидателя, и саму Святую Троицу. Объездил всю провинцию, а также Дамуриану, Зорию и Шадду со своим ядовитым учением. Государь наш Каген, когда весть об этом гнуснейшем проповеднике мерзопакостнейшей из ересей дошла до Аарты, увы, уже был хвор и боясь подорвать его здоровье еще и этим расстройством я смолчал. Но после кончины его, когда Совет князей выполнял обязанности местоблюстителей трона, владетельные приговорили сего негодяя арестовать и доставить на церковный суд. Увы, боюсь и в блистательной столице нашлись у него приспешники.
Йожадату вперился в Щуму взглядом, на что тот флегматично пожал плечами и отправил в рот очередную ложку с едой.
— Так или иначе, но когда наместнику Лесогорья пришло повеление взять Явана под стражу, того в провинции уже не оказалось. Нынче же я прознал, что он ведет проповедь на границе Хлеборечья и Ежиного Удела, в городке Араш-Алиме. Прошу, государь, подтвердить волю совета и повелеть взять ересиарха под стражу для церковного суда.