После обряда, который занял не многим более получаса, мы с Гавхар вернулись в комнату для особо почетных гостей, где меня уже поджидал кубок со срамной чеканкой и горячим глинтвейном.
— Даже и не знаю, как вас благодарить, брат Прашнартра. — произнесла хозяйка борделя. — Наши обычные способы выразить признательность вас, боюсь, не устроят. Или?..
Гавхар оперлась на столик обеими руками, качнув пышной грудью, томно поглядела на меня, повела плечами эдак…
— Пустое, госпожа, мне это ничего не стоило. — ответил я, с удивлением отмечая, что не такой уж Лисапет, оказывается и дряхлый.
Что-то у меня, от упражнений бордель-мадам шевельнулось, и вовсе даже не в душе. От обильной кормежки — не иначе.
Чем бы это все закончилось сказать не возьмусь, однако тут внизу послышались звуки какой-то суеты и громкий мужской голос.
— О, — улыбнулась Гавхар, — а вот и наш покровитель прибыл. Что-то давно он не заглядывал под наш гостеприимный кров, уже скоро как неделю.
— В таком случае, полагаю, вам хотелось бы с ним переговорить с глазу на глаз. — я развернул кресло к очагу, и взял кубок. — Прошу вас, не стесняйтесь, я покуда подремлю у огня.
Хозяйка борделя с благодарностью кивнула мне и двинулась к выходу, но не успел я опустить свой геморрой на подушечку для седалища, как дверь за моей спиной распахнулась, громко стукнувшись о стену, скрипнули половицы под тяжелым шагом вошедшего и донельзя знакомый голос скорбно произнес:
— Гавхар, боюсь что я прибыл попрощаться с тобой. С тобой, с Аартой и, верно, с самой Ашшорией.
— Да что произошло, голубь мой? — изумилась борделеначальница.
— Царь. — последовал полный трагизма ответ. — Царь пропал вместе с царевичами. Взял несколько провожатых, решил с внуками тайком прогуляться по городу, чтобы никто не узнал, и… исчез. Весь день нету. Ах, ласточка моя, если с ними что-то случилось, то не сносить мне головы! Бежать надо, покуда не поздно, пока не схватили — бежать.
— Но, если государь наш пропал… Боги, ну ты-то тут причем?!
Я вздохнул и поставил кубок, из которого так и не успел сделать ни глотка, на стол.
— При том, госпожа, — произнес я поднимаясь, — что он в Аарте хефе-башкент, и отвечает за все произошедшее в городе.
Я с милостивой (надеюсь) улыбкой поглядел на хватающего ртом воздух Штарпена из Когтистых Свиней и добавил.
— Но ты, князь, напрасно тревожишься за царя. — и за свою шкуру тоже. — Ничего со старым дураком не сделается. Как из дворца ушел, так и вернется. Ну, разве что, ты повозку пришлешь, чтобы ногами до Ежиного Гнезда не пёхать.
Гавхар переводила взгляд с продолжающего косплеить карпа князя на меня, а затем покачнулась и едва не упала — мы со Штарпеном едва успели ее подхватить с двух сторон.
— Вот видишь, до чего ты бедную женщину довел. — укоризненно произнес я, помогая толстяку усадить мадам в кресло. — С порога огорчил, можно даже сказать, что огорошил — немудрено что она сомлела.
— Ва-ва-ваше…
— Не вашкай. Воды ей лучше дай, или вина — кубок вон, на столе.
Хефе-башкент резвой птичкой-страусом метнулся за питьем и вручил чашу с глинтвейном Гавхар, аккуратно поддерживая ее руки своими, чтобы она не облилась или не выронила кубок вообще.
— Ты, князь, мне лучше скажи — откуда такое шервани взял? Всего два дня назад как мой портной мне с карманами пошил, а у тебя уже сегодня не только с ними на бедрах, а еще и с нагрудными.
— Ах. — Штарпен потупился. — Есть у меня такое увлечение — придумывать и шить различные платья со всяческими модными штучками.
— Очень даже полезное увлечение, — одобрил я, — надобно будет как-нибудь устроить для дам во дворце демонстрацию твоей коллекции. Да и мужчинам может быть небезынтересно — царевич Асир, вон, вышивать любит, например. Кстати, скоро он там свои дела закончит, интересно?
— Мальчики уже закончили, кроме двоих, и сейчас в купальне. — слабым голосом отозвалась Гавхар. — Не выходили из комнат только самый младший и рыжий.
Она сделала крупный глоток, стремительно приходя в себя.
— Но с рыжим не удивительно. Набат… Она очень охоча до мужских ласк и ее почти невозможно насытить. Если парень ей приглянулся, то она выжмет из него все соки.