Суд велел именоваться Плеваным самому Курфину, а про детей его в решении ничего не было. Объяснить ему, что сын и дочь как были Жуками, так ими и остались.
Лисапет.
Ну вот, первую справедливость за сегодня нанес. Что у нас там еще?
— Государь. — церемониймейстер вырос на пороге практически без единого звука. — По вашему повелению явились князь Девяти Столбов с сыном.
— Это хорошо, что явились. Я так их жду, что аж кушать не в состоянии.
— Может позвать лекарей? — всполошился Караим.
Ну что за князья такие пошли? Вот совершенно чувства юмора нету.
— Латмура позови. И Нварда тоже. Есть я их не стану, но настроение должно исправиться.
Или не должно. Это уж как беседа пройдет.
Ржавый с сыном вошли, поклонились, да так и замерли у порога. Гадают, поди, на кой ляд потребовались моему величеству чуть свет не срамши.
— Проходите-проходите, присаживайтесь. Дело у меня до вас есть. Два.
Дождавшись, когда капитан с наследником устроятся поудобнее я умильно поглядел на Латмура, и спросил:
— А скажи мне, княже, на кой ляд ты моего стремянного решил в Блистательные перетащить?
— Ваше величество ввели в заблуждение, ничего подобного у меня и в мыслях не было. — спокойно ответил Железная Рука.
— Да? — скептическим тоном отозвался я. — А вот сам рати Тумил отчего-то уверен, что будет у вас походно-боевым жрецом.
— Что вовсе не делает его Блистательным, государь. — капитан позволил себе едва заметную улыбку. — И даже кандидатом в Блистательные он от этого не становится.
— Действительно? — со скепсисом отозвался я. — А кем становится?
— Как верно заметили ваше величество — жрецом при вашей гвардии. — ответил философ-вояка. — Так сложилось, что у Блистательных уже много лет нет своего священнослужителя, что может создавать определенные неудобства во время походов. Тумил из Старой Башни и мой сын недавно, за партией в джетан, обсуждали, какой путь юноше избрать — жреческий или монашеский, — когда вы, повелитель, сочтете юношу достойным обряда переплетения косы, и я упомянул о неустроенности Блистательных в духовном плане. А про чин рати он уже сам припомнил.
— Это, конечно, все хорошо. Просто замечательно. Только как мелкий балбес будет совмещать обязанности стремянного и вашего пастыря?
— А что ему воспрепятствует? — удивился князь. — Гвардия, как правило, в походах сопровождает царя. Следовательно, Тумил будет также находиться при вашей особе, и в непосредственной близости с Блистательными.
— Интересно, вот почему у меня сейчас складывается такое ощущение, что ты врешь и не краснеешь? Ладно, не отвечай. — я махнул рукой. — Будем считать, что по этому вопросу ты меня успокоил. А вот по второму вопросу сделать это сможешь навряд ли…
Я повернулся к сыну Латмура и вздохнул.
— Нвард, ты ведь хорошо знаешь традиции нашего народа?
— Ну, наверное неплохо, государь. Горские не очень, если честно — там, я слышал, есть свои особенности, а я вырос в столице, но, если в общем — да. — мальчик явно не понимал чего от него хочет старый склочный дед.
— Тогда, видимо, ты знаешь, что воровать невесту можно только если сватов прогнали. — парень самым натуральным образом побелел и вжался в спинку кресла, а у его отца отвисла челюсть. — Кстати, а куда вы с Тинатин тикать-то собрались? Я даже не спрашиваю, что вы собрались жрать — худо-бедно мечом семью прокормишь. Но она же царевна, не иголка в стогу сена. Вас же не только я, вас все окрестные и не очень державы ловить станут.
Интересно, а чегой-та Латмуру так взбледнулось-то?
— Государь, я…
— Знаю, что ты ни сном, ни духом, князь.
— Если вы желаете, то я принесу голову своего сына сегодня же.
— Княже, ты совсем дурак? — ласково спросил я. — Вот если бы ты его уд принес, так я его хоть царевне отдать смог, а с головой его я что буду делать? Не смотри на сына так, уд его мне не надобен — свой есть. Только Тинатин я его не отдам. Ну так что, Нвард, далеко ты с моей внучкой настропалился-то?
— Откуда… — парень тяжело сглотнул. — Откуда вы узнали?
— Рыбы нашептали. — хмыкнул я.
— Не врал, выходит, Касец… — пробормотал Нвард.
— Мнда, вот и что же мне с тобой делать-то, таким молодым и горячим?
Латмур к этому моменту был уже мрачнее тучи, и, думаю, лишь мое присутствие удерживало его от того, чтобы отвесить сыну неслабую затрещину.
— Я ее люблю. — тяжело обронил сын главногвардейца. — Можете казнить, повелитель — все одно мне без Тинатин жизнь не мила.