— Жри, пока еще в тюрьму не сел!
— Успокойся, меня туда не возьмут! Я столбов на дороге не рубил, мешков из бригады домой не таскал, так что в тюрьме мне делать нечего, — пробормотал Ли Ваньцзюй, поглощая еду, будто волк или тигр. Он был так голоден, что даже не разбирал, что ест.
— Если б воровал или грабил, было бы хоть не обидно посидеть! А так за что? Ни славы, ни денег, крутится с утра до вечера. Ты посмотри на свои руки — точно хворост, впору на дрова разрубить!
— Больно жалостлива…
— Тьфу! — Глядя на осунувшееся лицо мужа, Линь Цуйхуань уже больше не могла злиться. Она снова вышла, достала из шкафа уже нарезанную редьку, щедро полила ее маслом, приложила к ней утиное яйцо и грохнула миску на стол перед Ваньцзюем. — Ешь!
Ли Ваньцзюй со смехом подцепил палочками горку редьки, сунул ее в рот, взял яйцо и начал его рассматривать:
— Оставь детям, пусть они съедят!
— Не болтай попусту!
— Ладно, съем. — Ли Ваньцзюй поспешно стал чистить яйцо.
— Я с тобой не шутки шучу. Подумай хорошенько, чего ты добиваешься? Бегаешь туда-сюда, корчишь из себя невесть кого, за все хватаешься, врагов себе наживаешь. Совсем в чиновника превратился. И себя, и других готов в гроб вогнать!
— Хватит, чего тут особенного? — примирительно сказал Ли Ваньцзюй, отставляя миску. — Ты поменьше слушай, что в деревне треплют. На обратном пути я встретил заведующего Цю. Видишь, он мне хорошую сигарету дал. Так он сказал, что все проверил и ничего за мной нет.
— Он так и сказал? — Линь Цуйхуань и верила, и не верила, но как следует допытаться не успела, потому что снаружи послышались шаги и в комнату, откинув дверную занавеску, вошла тетушка Лю.
На ее широком лице и на кончике носа блестели капельки пота.
— Ваньцзюй, ты вернулся! — воскликнула она и, обмахиваясь веером, тяжело уселась на край кана. — Ну и денек сегодня!
— Вы не волнуйтесь, говорите спокойно! — сказал Ли Ваньцзюй, шумно уплетая горячую кашу.
— Как же не волноваться? Из уезда человек приезжал, все наши дела выпытал!
— А чего у нас выпытывать? — поинтересовался Ли Ваньцзюй, с трудом сдерживая смех.
— Как мы Дэн Сяопина критиковали! — понизив голос, ответила тетушка Лю и блестящими вытаращенными глазами уставилась на секретаря.
— Ну и чего тут особенного? — невозмутимо спросил Ли Ваньцзюй, выковыривая палочками желток из яйца.
— Да ты, я вижу, тоже поглупел! — Тетушка Лю с удивительным для своих шестидесяти лет проворством забралась на кан, свернула ноги калачиком и хлопнула себя по коленям. — Какое сейчас время? Критиковать Дэн Сяопина — все равно что самому себе беды искать!
Ли Ваньцзюй усмехнулся и не ответил. Тетушка Лю наклонилась к нему через столик — так, что ее седые волосы заблестели под лампой, — и продолжала:
— Человек из уезда вовсю допытывался, критиковали ли мы Дэн Сяопина. Я стиснула зубы и стояла насмерть, ничего не выдала. Только одно твердила, что не было этого. Но я же там не одна сидела! А эти Ма и Лу болтали, болтали и проговорились. Потом Мэйфэн и Дэцюань тоже проболтались. Все черными иероглифами на белой бумаге написано, а бумагу эту заведующий Цю в уезд увез. Ну, каково?
— Ничего, тетушка Лю, не волнуйтесь! — с прежней беспечностью сказал Ли Ваньцзюй.
— Все с этой Лу началось. Я ей и раньше много раз твердила: все, что надо, говори, а что не надо — не говори. Но она ужас какая упрямая, все людям разбалтывает. Насчет жареных лепешек заведующий не спрашивал, так она и это выболтала…
— Каких жареных лепешек? — не сразу понял Ли Ваньцзюй.
— А когда пшеницу пропалывали, каждому выдали по две большие лепешки. Как же ты забыл? — Тетушка Лю смотрела на него большими глазами.
Ли Ваньцзюй втянул голову в плечи, прыснул и хлопнул себя по лбу:
— Да, изменяет мне память! Но это тоже пустяки.
— Пустяки? А разве не ты перед всем народом говорил: прополка дело важное, каждый коммунар должен ради нее последнюю шкуру с себя спустить. В бригаде тогда посовещались и решили каждому для подкрепления выдать по две жареные лепешки. Пожарили, съели, рты вытерли, и дела как не бывало. Ты еще говорил: если кто спросит, никто ничего не знает. А если б узнали, донесли — тогда бы тебя притянули за материальное поощрение. Было такое? Я все отлично помню.
— Да, у вас память что надо! — был вынужден согласиться Ли Ваньцзюй.
— Еще бы, без памяти я б пропала! Тут уж если появится дырка, так не заштопаешь.
— Но сейчас этого случая с лепешками можно уже не скрывать, за него не накажут.