Чья-то сильная рука схватила Лян Цисюна за воротник. Лян Цисюн почувствовал горячее дыхание, запах вина. Перед ним стоял парень в яркой куртке, в огромных очках-«стрекозах», закрывавших пол-лица. Почти под очками торчали маленькие усики.
— А-а, это как же ты сюда залетел? Снова дверью ошибся?
Это был один из «ветеранов» — из тех, кого когда-то посылали в деревню. Лян Цисюн почувствовал облегчение, слабость, но не знал, что сказать:
— Да нет, вовсе нет, это…
Он с напряжением всматривался в закрытое очками лицо, пытаясь понять, был ли этот парень среди тех ребят, которые одним дождливым вечером хотели отнять у него деньги? «Ветеран» Фан Син провел во Внутренней Монголии десять лет. Когда-то он учился вместе с Лян Цисюном. Его отец, всегда бривший голову, был учителем. Во время «культурной революции» он, имея какие-то неясности в прошлом, так испугался, что умер от страха. Мать одна растила пятерых детей. Фан Син, старший, был отправлен на перевоспитание в деревню и вернулся в Пекин только в 1979 году, когда мать серьезно заболела. До сих пор у него не было постоянной работы, а пока он устроился подсобным рабочим в ремонтной бригаде завода — грузил, таскал, подносил.
— Ты чего? Я тебя сильно напугал?
Фан Син расхохотался, его смех был похож на кряканье. Он хлопнул Лян Цисюна по плечу:
— Ты теперь студент, тебя теперь, наверное, и не упросишь зайти посидеть к старому товарищу. Это здесь, сразу за углом.
Лян Цисюн оцепенел. Фан Син снял свои огромные очки, и сердце у Лян Цисюна замерло: это он был тогда с ножом. Они пошли, но Фан Син вдруг остановился.
— Большой Сунь вернулся, ты знаешь?
— Какой Большой Сунь?
— Сунь Кайюань. Он же был вожаком в «коммуне хунвэйбинов» нашей школы.
Фан Син посмотрел на сжавшегося Лян Цисюна.
— Он живет у Ли Хуэй, я иногда захожу туда к нему. Он, Ли Хуэй, я и Ян Фань, который умер, жили в одной деревне. Он почти все время молчит, делать ничего не хочет, даже в Пекин возвращаться не хочет. Нашел себе там монголочку, которую зовут Балцигэ.
Лян Цисюн вспомнил кафе и того подвыпившего парня. Да, Сунь изменился, и изменился так сильно, что узнать его было трудно, как будто он выходец из какого-то другого мира. Неужели это сердце, такое горячее когда-то, застыло, превратилось в камень?
Они пришли к Фан Сину. Недавно побеленный домик, который явно ремонтировали после землетрясения. В комнате только кровать, стол и полка книг. На стене еще картина, выполненная тушью, сразу видно, что ее писала Ли Хуэй. Ее любимый лотос, несколько мазков — листья. Цветок ослепительно белый, а на двух бутонах розоватый отблеск. Еще на стене висит эрху[70], видно, что к нему редко притрагиваются. В домике так тихо. Скорее всего, Фан Син обрел в этой двенадцатиметровой комнатке покой. И может быть, дожидается своего счастья.
— Ты чего в дверях стоишь? Даже если ты переночуешь у меня, утром я с тебя денег не потребую.
— Здесь так тихо и пусто. Тебе, наверное, нужно жениться?
— Мне? — Фан Син засмеялся. — Вот уж никогда не думал… Без нормальной работы… кто же на меня посмотрит? Я сам на себя смотреть не хочу, не говоря уж о девушках.
Фан Син хотел налить Лян Цисюну стакан чаю, но в термосе было пусто, и он поставил стакан на стол. Потом подобрал кусок бумаги и стал делать самокрутку.
— И какие тебе мысли в голову приходят? Ведь я не вру. Соевый сыр, упавший в золу, уже никому не нужен. Иногда я думаю, что я — редкий экспонат, и всякий меня так и рассматривает. В те десять лет мы разжигали какой-то дьявольский огонь, жгли других и сожгли себя… Хунвэйбины, годы в деревне, судимость. А тем, кто заправлял, что? А теперь все поздно. Ясно, что впереди ничего не будет. Даже внуков моя мать от меня не получит. И мне совсем не хочется, чтобы сюда кто-нибудь приходил.
Лицо Фан Сина окуталось клубами едкого дыма, прищурив один глаз, он продолжал:
— Этот дом мне мама отдала. Она все выбирала мне девушку, как какой-нибудь товар. Она все еще думает, что ее сыночка можно кому-то предложить, как лучшее овощное блюдо. Родителей на этом свете можно только пожалеть… Она бы умерла, если бы у меня не было угла и я бы никого себе не нашел. У нее опухоль в легком в последней стадии. Но куда же мне пойти искать себе девчонку? Объявление дать или идти на улицу и приставать? Спасибо Ли Хуэй: выручила меня, старая подруга. Один раз пришла к нам, прикинувшись моей девушкой. Мама от радости плакала. Плакала и приговаривала, что она и подумать не могла, что ее старший приведет такую чудесную девушку. Мол, такая девушка должна плохо чувствовать себя в их доме, ведь Фан Син пока еще не стал человеком…