От солнечных лучей земля стала ослепительно белой, как чистый лист бумаги. Лян Цисюн вышел из дому и направился к дому Ли Хуэй, на проводы Большого Суня. Дома он советовался с мамой, что надеть, нервничал, отказывался от того, что она предлагала, ведь он теперь студент университета. Он мечтал о том, что сегодня поговорит с Ли Хуэй по-настоящему, и потому по дороге настраивал себя, успокаивал: надо быть искренним, говорить не спеша, взвешенно, убедительно. Нужно быть смелым, если хочешь завоевать любимую. Он с удивлением отметил, что вся его удаль, уверенность в себе, геройство, которые он испытал вчера, получив уведомление, теперь исчезли. Он всегда чувствовал свою неполноценность в присутствии Ли Хуэй, как будто в ней заключалась какая-то внутренняя сила, которая подавляла и умаляла его. Как будто именно Ли Хуэй должна была поступить в университет, а не он. Она умнее, умеет петь, танцевать, веселиться и играть, любит живопись, музыку, литературу. Уже работая на заводе, она в течение трех лет в свободное время освоила английский на уровне второго курса университета. Говорит достаточно бегло, с неплохим произношением. Даже слэнг знает и потому спокойно читает на языке. А он занимался три года и в этот раз набрал всего пятьдесят шесть баллов на экзамене. Что там говорить, она свободно могла бы поступить. Неизвестно только, почему она этого не делает. Похоже, что уже пробовала несколько раз, не получилось, и она решила больше не пытаться.
Один раз он спросил ее:
— А почему бы тебе не попробовать поступить в иняз?
— Ты считаешь, что иностранный язык нужен только для поступления в институт или для научной работы? Нет. Я твердо решила, что больше учиться не пойду. Но отчего бы рабочему человеку не знать пару иностранных языков? Язык сам по себе, конечно, не специальность. Зато с его помощью можно шире узнать мир, найти ответы на интересующие тебя вопросы.
— Но я никак не пойму, почему ты приняла такое решение?
— Это решение мне подсказала сама жизнь. За мои проступки.
— Правда?
— Не верь тому, кто скажет, что это не так.
Лян Цисюн был задет:
— Но здесь все равно что-то не так. Ты же понимаешь, как государству нужны сейчас знающие, талантливые люди. Такие, как ты, должны дать простор своему творчеству. Ведь ты можешь гораздо больше, чем я! Можешь добиться больших успехов!
— Диплом университета — это слава и успех? Да, есть диплом — значит, есть твердая зарплата, престижное удостоверение. А еще больше почета, если получишь диплом за границей.
— Какого черта ты все самое хорошее превращаешь в дерьмо?! — Лян Цисюн вышел из себя и крикнул, как будто его укололи.
— Я только хочу сказать, что ты материалист и очень прочно стоишь на земле. — Ли Хуэй даже опустила руку и показала. — Ты порой заставляешь меня вспомнить слова одного поэта. Он сказал: «Огромные горы в туманной дали кажутся окрашенными в один цвет. Но углубись в лес — и только тогда увидишь все богатство красок, увидишь то, что отличает одно дерево от другого».
— Отличает?
— Да. У нас с тобой не совсем совпадает отношение к некоторым идеалам. Взять хотя бы «четыре модернизации». Если только небольшое число людей обладает высоким научным и культурным уровнем, если рабочие и крестьяне наполовину неграмотны, если школа и производство только в начале своей эволюции — разве все это не говорит о том, что до «четырех модернизаций» еще слишком далеко? К тому же, на мой взгляд, ни элитарность, ни бюрократизм еще вовсе не искоренены.
— Тогда для чего же ты учила язык?
— Ты думаешь, что если человек — простой рабочий, то ему незачем учить иностранные языки? Я давала тебе читать дневник своего друга, помнишь?
Дневник Ян Фаня! Лян Цисюн вспомнил маленькую книжечку и то, что было написано на внутренней стороне ее обложки:
«Нужно стремиться, искать. В жизни есть место и для тебя, в жизни и для тебя есть настоящая красота. Все это не на небесах, не в руках твоих родителей. Где же человек найдет свою весну? Друг, она у тебя под ногами».
— Мне нравятся эти слова. И я чувствую так же. — В глазах Ли Хуэй мелькнул какой-то странный свет — чистый и яркий, — словно приоткрылось окошко у нее в груди и сквозь него можно было увидеть ее душу. Может быть, она и права…