– Государевы-то люди те делы спешно расследовали и о пожарах справлялись, – отвечал монашек.
По словам Христофора уже в конце мая боярский суд произвёл допрос десятков боярских холопов, на кого пало подозрение в поджогах. Били кнутом, поднимали на дыбе, огнём пытали. Нашли смутьянов. Московский банщик Лёвка с другими ворами на допросе под пыткой показали, что подкуплены были Офонасием Нагим. «Де прислал к ним Офонасей Нагой людей своих – Иванка Михайлова со товарищи, велел им накупать (подкупать – Д. А.) многих зажигальщиков, а зажигати им велел московский посад во многих местах… и по иным по многим городам Офонасей Нагой разослал людей своих, а велел им зажигальщиков накупать городы и посады зажигать».
– Да где тот Афонасий? Давно уж, как в воду канул! Лгут годуновские приспешники, – произнёс ключник.
Христофор молча согласно кивнул головой.
– А с этими татями что ж, с углицкими? Нешто Годунов и Дума спустили сим? – произнёс и поинтересовался ключник.
– Как же спустили! Июня второго дни в Кремле съехали ся на собор высшие духовные чины. Дьяк Щелкалов и огласи им полный список «угличского обыска». Во всех делех, касаемых царской семьи, в углическом деле святая Церьковь наша – высший судия. Сам святейший патриарх Иов черту подвёл, – без интереса отвечал монашек.
– Немного наслышан аз о том обыске. Да не всё из слышанного уразумел, – произнёс в раздумье Авраамий. – Поведай мне, брате, всё сполна, что ведаеши.
Христофор, сделал глоток вина, причмокнул и взялся в подробностях излагать суть дела. Авраамий молча в глубоком внимании слушал. Монах рассказывал, как устами патриарха Иова Церковная иерархия – «отцы и священство» выразили полное согласие с выводами следствия о нечаянной смерти царевича, уточнив, что «царевичю Дмитрию смерть учинилась Божиим судом». Уделено было внимание и «измене» Нагих, которые вкупе с угличскими мужиками побили напрасно государевых приказных людей, стоявших «за правду».
На основании патриаршего приговора царь Феодор Иоаннович приказал схватить и поковать Нагих и угличан, «которые в деле объявились», и доставить их в Москву. Василий Шуйский и его люди предоставили собору отчёт, и с тем закрыли следствие. По приказу государя Феодора Иоанновича вдовая царица Мария была пострижена в монахини и отослали ея «в место пусто» – на Белозеро. Её братьев (кроме пропавшего без вести Афанасия) в железах заточили в тюрьму. Многих их холопов предали казни чрез повешенье. Сотни угличан, что повинны были в убийствах безвинных, сослали в Сибирь. Казнили и большой сполошный колокол Углича. Урезали «ухо» колокольное и в таком виде отослали в след угличским бунтарям и убивцам.
– Не оставляет меня, брате, мысль о покойном царевиче. Ужели в смерти его не повинен никто? – вновь задумчиво спросил ключник.
– Что молвити зде? Время откроет тайну сию. Но, верно скажу, Авраамие, ежели и попустил Господь царскому дитю, то за грехи наша тяжкую немочь. Слыхивал ты про болесть, что в народе прозывают «чёрным недугом», иль другое – «падучей», да ещё – «немочью падучею»? – отвечая, спросил Христофор.
– Про болесть эту наслышан. Сам знаешь брат, как наши старцы таких болящих отчитывают, да потом и причащают. Но то временное исцеление, потому как внове немочь эта к человеку возвращается. Ибо так нечистый дух человека погубить стремится. Только молитва праведника и спасает. Но молви далее, брате, – отвечал Авраамий.
Помолчав и, словно опустив покров мистической таинственности, Христофор стал вещать, де велел писать Шуйский в деле, что близкие к угличскому двору люди говаривали, как и «прежде тово на царевиче была ж та болезнь по месяцем безпрепрестанно». Да прописали подъячии по наказу князя Василия Шуйского, де сильный приступ болезни случился у Димитрия примерно за месяц до его кончины. Де, перед «Великим днём»[15] царевич в приступе болезни был. Де последний приступ падучей немощи бил царевича Димитрия несколько дён. Случился он во вторник, и лишь на третий день – в пятницу ему «маленько стало полехче». Вдовая царица взяла его к обедне, да причастила. Потом отпустила во двор погулять. В субботу Димитрий во второй раз вышел на прогулку, и тут у него внезапно случился приступ. Кормилица спала, а царицы то рядом не было! А дитя бросило оземь и «било его долго». Испугались няньки, а нечистый тут и совершил своё… Де напоролся отрок «горлом на сваю». Ведь он со сверстниками «играл через черту ножом». А нож-свая уже в земле торчал.