– Это о каком же ребенке идет речь? А, понимаю, понимаю… Это герой Ваш, царевич Димитрий! Так я скажу Вам, граф, что всегда удивлялся, когда читал о самоубийстве маленького эпилептика. Это исключено! Семилетний ребенок не может биться с такой силой.
– Но уважаемый Сергей Михайлович, припадки у мальчика повторялись довольно часто, если верить написанному в следственном деле, – с сомнением в голосе произнёс Шереметев. – Знаете, доктор, столько времени эта «болезнь» царевича вводила в заблуждение историков. Особенно после публикации Следственного дела, в котором было зафиксировано, что царевич «ел руки» у дочери Андрея Нагого, – вздохнув, произнёс Шереметев.
– Увольте, ваше сиятельство, что это за припадок, выражающийся в потугах кусать чужие руки? Как врач, я полностью отвергаю такую возможность!
– Доктор, не надо забывать то обстоятельство, что царевич был сыном царя Иоанна. Почему бы ему в гневе и не кусаться, как это бывает у мальчишек во время драки? Запальчивым был Расстрига!
– Граф, с медицинской точки зрения лица, у которых повторяются припадки, ненормальны и в физическом, и в психическом отношении. Выражение лица их делается тупым, умственные способности и память слабеют, характер делается мрачным, беспокойным и раздражительным, – стал уверять доктор.
– Значит, скорее всего, никакой эпилепсии и не было…? – с надеждой спросил Шереметев, – тогда ещё вопрос, доктор. Если ребенка «бьет» жестокий эпилептический припадок, могут ли удержаться в его руке какие-нибудь, зажатые там предметы?
– Ни в коем случае! Пальцы во время припадка разгибаются!
– Значит и орехи подложили позднее… – слегка кивая головой, с пониманием сделал вывод Сергей Дмитриевич.
– Ваше сиятельство, Вы говорите загадками… – улыбаясь, промолвил доктор.
– Простите меня, Сергей Михайлович… Вспомнилось, что, когда в Москву, по приказанию Шуйского из Углича привезли тело якобы убиенного царевича и поставили в Архангельском соборе открытым, все увидели, что в кулачке у ребенка зажаты орехи.
– Сергей Дмитриевич, позвольте спросить, ведь дело было днем, когда же смогли подложить, подменить? – заинтересовался доктор.
– А кто сказал про день? Все могло произойти на заре, а когда подняли крик, ребенок, похожий на царевича, уже лежал на дворе.
– А игра в «тычок»? – вновь спросил доктор.
– Играл-то настоящий царевич, для этого игра и была придумана: нужны были свидетели-дети.
– Так, если убит не царевич, то кто же тогда причислен к лику Святых?
– Православная церковь учит, что «младенец свят по неложному обещанию», кто бы он ни был. А показная сторона святости царевича – это политическая демонстрация, в которую мало кто поверил! Ведь все вокруг знали, как долго искали в Угличе его могилу, всеми, очевидно, забытую. Разве могло такое быть с местом погребения настоящего царевича?! – подвёл итог Шереметев.
– Ох, Ваше сиятельство, разговор с Вами настолько интересен, что забываешь о времени! – оживился доктор. – Но, позвольте, вопрос… Ведь я, как и большинство других россиян, основные сведения о Смутном времени почерпнул из пушкинского «Бориса Годунова»… Кем был на самом деле Пимен, тот, кто первым произнес фамилию Отрепьева?
– Отвечу кратко: то – бывший боярин, князь Петр Иванович Татев. Он стал монахом, вернувшись из литовского плена. После гибели Расстриги его судили и, скорее всего, сослали на Енисей. Однако, время позднее, Вас ждет семья, да и мне пора, – произнёс, поднимаясь из кресла Шереметев.
События прошлых лет
Церковный вопрос занимал особое место в правительстве царя Фёдора Ивановича. Митрополита Дионисия – сторонника бояр Шуйских – свели с митрополичьей кафедры, его место занял Иов, ставленник Годунова. Тут царь и правительство вплотную занялись решением проблемы, которую замышляли решить ещё со времени венчания на царство Ивана IV. Избрание патриарха Русской Церкви было необходимым и очень важным общественно-политическим и церковным событием. Венчание царским венцом и наречение титулом царя считалось неполноценным в глазах иных иерархов и государей, если это таинство совершал митрополит. По традициям Ромейской империи кесаря-автократора должен был венчать сам патриарх Константинопольский. Кроме того, сан митрополита не соответствовал сложившимся представлениям о достоинстве, которое имело Москва – Третий Рим. По традиции считалось, что Вселенскую Христианскую Церковь до раскола XI века возглавляли пять Вселенских патриархов: Иерусалимский, Антиохийский, Александрийский, Константинопольский и Римский. Но поскольку, по представлениям ортодоксальных христиан, Римские патриархи (папы) впали в ересь латинства в IX–XI веках, то место римского патриарха оставалось по сути вакантным. И потому следовало Поместным собором Русской Церкви избрать патриарха Третьего Рима (вместо падших патриархов Рима первого). В Москву с этой целью был приглашён и приехал патриарх (Нового Рима) Константинопольский Иеремия. Поместный собор Русской Церкви, царь Фёдор и Борис Годунов добились от него согласия рукоположить в патриархи Московского митрополита Иова. Немало усилий приложил к этому ведущий русский дипломат и канцлер Андрей Щелкалов. Иов был рукоположен в сан патриарха Московского в 1589 году.