- Между прочим, кривизна морской поверхности изменилась!
Я делаю шаг вперед, а потом, как в известной песне, два шага назад. Балласт - трепло, но не брехло.
- И как ты измерил кривизну?
- С помощью лазерного дальномера. Она не совпадает с той, которая в таблице, примерно на двадцать сантиметров. Так что мы находимся, грубо говоря, в аномальной впадине. Вдобавок я видел светящиеся круги под водой, как вам это? На глубине тридцать-сорок, здоровенные такие.
- Может, подлодка?
- Зачем ей световое шоу устраивать? Для нее ж главное скрытность. А вы ничего такого не заметили, Фёдор Петрович?
- Ничего… Кое-что. Падение скорости при прежней мощности двигателя.
- А не может быть потери мощности при передаче на валопровод? - уже Балласт стал проявлять здоровый скептицизм.
- Мы не в XIX веке живем, кругом датчики и сенсоры, как и положено на современном рыболовном судне, именуемом СТР "Надёжный".
- Кстати, насчет водички, сегодня утром набрал забортной, - Балласт вытащил из кармана засаленной куртки пузырек из-под боярышника, отвернул крышку и направил горлышко вниз. - Не льется.
- Там точно что-то есть?
Балласт энергично потряс пузырек. В итоге, вода свесилась из горлышка и стала болтаться, как язык страдающего от жажды пса.
- Фокусничаешь. Какие-нибудь сопли синтетические из игрушки.
- Руку подставьте, Фёдор Петрович.
Он стряхнул мне «воду» на ладонь. Странное ощущение. Мокрая и сухая одновременно; ну, не совсем сухая, но не такая мокрая как обычно.
- Молекулярный кристалл, - с видом гуру изрёк Балласт. - Обычная вода структурно состоит из дигидролей, а такая - из молекул, связанных квазичастицами, которые прозываются экситонами.
- На, держи свои сопли, - я перекинул их Балласту на ладонь - наверняка ж, разыгрывает, хотя раньше я за ним такого не замечал - и отправился в машинное отделение. А там мои печали только усилились.
Никакой двигатель не выдержит долгой работы в предельном режиме. Если полетит редуктор, то начальство вряд ли удовлетворится разговорами про экситоны… Я побежал на мостик - капитан был там, словно и не находился вчера в запое.
- Про экситоны уже знаю, Петрович, поэтому не начинай, - сказал он просто и веско. - Еще какие-то новости есть?
- Утром скорость была четырнадцать узлов, сейчас двенадцать, и неизвестно что дальше. А что говорит Управление?
- Ничего, связи нет с утра, - и показывает мне глазами, мол, иди-отдохни, толку от тебя никакого.
Я отправился по трапу вниз, стараясь быть максимально быстрым и не попасться на глаза Балласту. Клинкетная дверь камбуза оказалась гостеприимно открыта, словно кто-то знал о моем приходе. И, в самом деле, около плиты стояла Брунгильда в идеально белоснежном одеянии, включающем колпак, но не прикрывающем круглые коленки, что были весьма приятны взору скитальца морей. В руках у неё имелась большая тарелка со всякой вкусняшкой, посреди которой призывно маячила рюмка с чем-то кристально-прозрачным.
- О, боги, это ж как на первом свидании. Карловна, тебя, что ли, капитан надоумил?
- Я что, девочка по вызову? Будто сама не знаю, что вам нужно, - с обидой в голосе произнесла она.
- Прости, Карловна, ты сто лет уже не девочка, а повар высокого разряда. И ты сама пришла, так сказать, на свидание, посчитав, что на бесптичье и попа соловей. В смысле, соловей - это я.
- Типун вам на язык, Фёдор Петрович, - с некоторым смущением отозвалась Брунгильда.
Моя голова машинально повертелась по сторонам, нет ли соглядатаев, правая рука потянулась к рюмке, левая к закуске. Чтобы развеять неловкое молчание, каковое обычно наступает после первого поцелуя и первой рюмки, я спросил:
- Вот интересуюсь, Карловна, чего ты вдруг на рыбопромысловый флот подалась?
- Не вдруг, - она вроде задумалась, - а в результате эксперимента, Фёдор Петрович.
- Какого-такого эксперимента, милая?
- Программа «АХ».
Ответ был странным и требовал уточнений. Но я как раз увидел в иллюминатор, где-то в кабельтове - огромное длинное нечто. Оно то ли вынырнуло из воды, достигнув неба, то ли спустилось с неба до воды. И напоминало не то щупальце огромной небесной медузы, не то хобот какого-то колоссального слоняры, да еще с сигнальными огнями. Далее к северо-западу нарисовалось в лучах закатного солнца четыре такие же штуковины.
- Что за живность?!
И сразу, в виде ответа, резкий крен, мне на голову с полки падает кастрюля, показалось, что пудовая - летит и остальное, что не было приварено или принайтовано. Я-то вскоре поднялся, а Брунгильда осталась лежать, придавленная шкафом. Бросился, стащил с нее тяжесть - и меня шарахнуло по мозгам больше, чем от свалившейся кастрюли. Повариха стала другой, как будто растекшись в нижней части тела, там открылись взгляду какие-то трубки-проводки. Ё-мое, я и не знал, что она - биомех. Тут судно попробовало выйти из крена и я по инерции влетел в эту жижу. Несколько секунд барахтаний и она облепила меня со всех сторон, проникла в нос и рот, в дыхательное горло. Это было тошнотворно, но меня отвлекло то, что наш «Надежный» получил новый мощный удар. Сильный крен на левый борт сложился с заглохшим двигателем. Я увидел через иллюминатор, оказавшийся почти наверху, как ещё один хобот, шибанув нас по дороге, опустился в воду. А затем судно потеряло остойчивость и море ворвалось в него.