Выбрать главу

Раздался дикий, нечеловеческий крик. В руке бегущего был меч, он взмахнул им, должно быть, совершенно обезумев. Ахилл не ударил его, лишь поднял навстречу когтистую лапу ящера, и человек побежал обратно, вопя и визжа, а затем рухнул лицом вперёд.

И тогда герой вышел навстречу толпе заполнивших двор людей, и те с криками кинулись в стороны. Только двое остались стоять против него — гигантский воин в кожаном доспехе с медными бляхами и второй, среднего роста, одетый так же и с таким же копьём в руке.

Ахилл шёл на них, готовый ударить, вновь испытывая не сравнимое ни с чем ощущение волнующей злости, дрожи и трепета всех мышц и нервов, великого и страшного порыва схватки. Лишь на миг его сознание затуманила мысль, что вот этот чудовищного роста дикарь в шлеме с дырами для глаз недавно, быть может, убил его брата... И явилось одно всепоглощающее желание — уничтожить его, убить сию секунду!

Рука под чешуйчатым покровом твёрдо сжала древко «пелионского ясеня», напряглась, поднимаясь...

И тут глубокий и звучный голос воскликнул на критском наречии:

— Гектор, берегись! Это не дубина, это копьё — я вижу, как в граве сверкает наконечник!

Пентесилея!!!

Её голос нельзя было спутать ни с каким другим. И она назвала... назвала имя Гектора! Ахилл выпрямился, точно получив удар в спину.

Что-то звонко и пронзительно выкрикнула Авлона, привставая на его плечах. Он этого не услышал и не почувствовал.

Мгновение, всё перевернувшее, всё изменившее, длилось бесконечно. И в какую-то долю этого бесконечного мгновения громадный воин метнул своё копьё.

Потом Ахилл с трудом мог вспомнить, что с ним произошло. Сработало что-то, идущее уже не из сознания. Когда-то в юности, упражняясь в воинском искусстве, он учился ловить на лету дротики. Ему одному из немногих среди всех фтийских юношей это удавалось. Но он никогда не думал, что поймает на лету тяжёлое копьё, пущенное с близкого расстояния и с невероятной силой.

Древко ободрало ему ладонь, но он сжал его так яростно, что едва не расплющил. Наконечник всё же пробил чешуйчатый панцирь и на палец вонзился под левую ключицу. Боль была несильной, он ощутил скорее простой толчок.

И тотчас кожаный колпак громадного воина упал, отброшенный в сторону.

— Что это?! — крикнул тот, кого несколько мгновений назад Ахилл считал ливийским разбойником. — Кто это?! О, боги, нет, нет!!!

Ахилл отбросил оба копья — своё и то, которое только что едва на пронзило его тело, и рванул застёжки на груди. Шкура ящера, треща, скользнула по его плечам и скомкалась у ног серо-зелёной бесформенной кучей. Всё тело героя струями заливал нот. От левой ключицы медленно стекала тоненькая струйка крови.

— Гектор... — чуть слышно выдохнул он. — Пентесилея... Жена моя!

— Ахилл!!!

Два крика прозвучали одновременно, сразу заполнив всё вокруг, заглушив изумлённый возглас появившегося откуда-то Яхмеса, радостные вопли Авлоны. Два голоса, роднее которых он не знал, которые столько времени мечтал услышать снова...

— Ахилл!

И тотчас какой-то пронзительный звон возник в ушах, и тьма, густая, как небытие, поглотила сознание.

Глава 14

— Я думал, что убил его! — воскликнул Гектор, ладонью стирая пот с бледного, как воск, лица брата.

— Сумасшедший! Как ты мог такое подумать, когда мы оба видели, что он перехватил древко! — голос Пентесилеи был хриплым и дрожал. — Никогда бы не поверила, что возможно рукой удержать тяжёлое боевое копьё, пущенное с тридцати шагов...

— Да, ранка совсем неглубокая... — прошептал царь Трои, вновь проводя рукой по лицу и спутавшимся волосам Ахилла. — Он потерял сознание не от неё. Боги! В то мгновение, когда копьё полетело, я услышал крик Авлоны и понял, что совершаю нечто ужасное, но было поздно!

Пентесилея склонилась к мужу, голову и плечи которого Гектор положил к себе на колени, и прикоснулась к его лбу сухими потрескавшимися за время похода губами.

— У него жар, — тихо сказала она. — Что с ним?

— Лихорадка! — подала голос стоявшая немного в стороне Авлона. — Он от неё чуть не умер. А началась она от ран, конечно. Он был сильно изранен.

— Это видно, — проговорил Гектор. — Шрамы ещё свежие. Ахилл, родной мой! Ты слышишь нас?