Молодой человек открыл глаза и улыбнулся.
— Здравствуй, брат! Пентесилея, а кто у нас родился?
— У нас родился сын.
— Я так и знал! Как его зовут?
— Патрокл.
Губы Ахилла дрогнули.
— Спасибо, Пентесилея! Спасибо, что сохранила его и что дала ему это имя!
Она по-прежнему стояла на коленях, склонившись к лицу Ахилла так, что прядь её волос, выбившаяся из тугого узла на темени, падала на его влажную от пота щёку. Глаза были близко-близко, и оба видели друг у друга слёзы...
— Амазонка не может дать имя сыну. Только дочери... — глухо произнесла женщина в ответ на слова мужа. — Это Гектор его так назвал.
Герой крепко сжал руку брата.
— Ты знал, что я захочу назвать его именно так, да, Гектор?
— Да, — кивнул тот. — И знал, что ты жив, и что тебя это обрадует. Прости меня, братец! Я не успел удержать руку и ранил тебя!
— Это не рана. Пустяки! — Ахилл засмеялся и, сделав над собою усилие, привстал на локте. — Мне за последнее время так крепко попало, что подобные царапины можно и не замечать...
В это время к ним стали медленно подходить египетские воины, только что в ужасе бежавшие от явившегося им чудовища, но быстро понявшие, что ничего ужасного не произошло, и устыдившиеся своего страха и бегства. До многих из них ещё не вполне дошло, в чём же всё-таки дело, куда пропал гигантский ящер и откуда взялся молодой великан, так необычайно похожий на их военачальника. Главным образом, воинов успокоило появление Яхмеса, в котором они сразу признали соотечественника и который своим совершенно невозмутимым видом дал им понять, что всё так и было задумано... Анхафф и Харемхеб, подошедшие первыми, негромко отдали несколько распоряжений, и египтяне совершенно пришли в себя. Послышались удивлённые, смущённые и радостные возгласы, кто-то засмеялся, на землю полетели щиты и копья, и большинство воинов принялись с наслаждением сдирать с себя грязные и липкие от пота ливийские доспехи.
Но Гектор, Ахилл и Пентесилея не замечали ничего вокруг. В эти бесконечно растянувшиеся мгновения они видели и слышали только друг друга.
— Я тоже знал, что вы оба живы! — сказал Ахилл, переводя взгляд с бледного лица старшего брата на лицо Пентесилеи. — Я каждый день молился за вас!
— Наверное, это и спасло нас! — просто сказал Гектор и, не выдержав, обнял Ахилла и прижал к себе с силой, от которой у обычного человека затрещали бы кости.
Герой ответил брату такими же могучими объятиями и затем, разжав их, проговорил тихо и очень серьёзно:
— Думаю, ваши молитвы помогли мне не меньше, Гектор! Но если уж говорить честно, то после Бога, того, кто всех выше и сильнее, я прежде всего обязан жизнью этой девочке, сестре твоей жены, брат!
И он обернулся и посмотрел на стоявшую немного в стороне Авлону.
— Это ещё кто кого больше спасал! — воскликнула девочка, вся загораясь алым румянцем, одолевшим её густой загар. — А кто убежал от египтян и меня на руках утащил, потому что я бы так быстро не смогла? А кто плиту надвигал на яму, чтобы нам спрятаться под ней? А кто попросил Бога повернуть в сторону смерч? Разве я бы догадалась? А может, Он бы меня и слушать не стал! Я бы без тебя точно сто раз пропала!
Она бы и ещё чего-нибудь наговорила, но тут Пентесилея, встав с колен, подошла и, подхватив её, крепко прижала к себе. Авлона тоже обняла свою приёмную мать и, прижавшись щекой к её щеке, с изумлением поняла, что эта щека совершенно мокрая.
— Моя царица, неужели ты плачешь?
— А ты думала, я не умею? — молодая женщина ласкала рыжие кудри девочки, пытаясь унять дрожь в пальцах и в спине, но у неё ничего не получалось. — Самое удивительное, что это видят другие люди, и мне от этого нисколько не стыдно!
Понемногу все успокоились. Гектор приказал своим воинам сложить костры за пределами крепости и предать огню трупы ливийцев, кроме, разумеется, тех, которые попадали в ущелье, — доставать их оттуда было бы слишком долго и слишком трудно. Это распоряжение троянский царь отдал не только и не столько из-за того, что хотел отдать должное погибшим врагам. Прежде всего необходимо было очистить двор крепости — ведь из небольшого войска египтян предстояло выделить сотни две воинов для охраны египетской твердыни, которым предстояло дожидаться подкрепления из Мемфиса. Северная крепость была слишком необходима фараону, чтобы вновь рисковать ею. С этой же целью Гектор приказал как можно скорее починить и укрепить ворота и, не удержавшись, заметил, что их вообще надо бы было сделать попрочнее, коль скоро его брату, пускай и в облике ящера, удалось так легко их вышибить. В ответ на это Харемхеб сказал, что до тех пор, пока на свете найдётся второй Ахилл, ворота крепости успеют истлеть, а тогда уж и можно будет вешать новые.