— Понимаешь, — закончил свою мысль Михаил, — мне казалось, что она такая вот абсолютно цельная натура, ну... как кристалл, что ли. И просто-напросто не сможет разлюбить Гектора. У моей бабули подруга была такая. У неё муж ушёл на войну, потом одно письмо, и всё — ни звука. Пропал. Она четыре года ждёт. К ней в эвакуации на заводе главный инженер подкатывается — ни в какую! Жив Володя, и всё! После войны — ничего. Her человека. Вернулся с фронта друг институтский, предложение сделал. «Не мшу! — говорит. — Жду мужа». И что б ты думала: через три, понимаешь, ТРИ года после войны из Белоруссии пришло письмо! Оказалось, муж её был контужен и потерял память. А спустя шесть лет очухался. Врачи говорят, такое раз в сто лет бывает... Она — туда! Вместе и вернулись. Ещё двух дочек ему родила. Что вздыхаешь? Думаешь, сочиняю?
— Нет. Ты уже как-то рассказывал эту историю, Мишаня. А про Андромаху я подумала, знаешь что: она совсем не разлюбила Гектора Но она и не врала Неоптолему. Просто... этого ты не поймёшь. У нас, у женщин, иногда жалость вместо любви. А тут и не только жалость... Ну, так случилось, понимаешь?
Михаил вздохнул:
— Вас, женщин, пожалуй, поймёшь... Хотя... Я вот думаю: мне через шесть дней снова ехать. И надолго. На месяц почти. Если Александр Георгиевич разрешит, давай послезавтра к нему опять приедем. А?
Глава 13
— Левая рука вытянута до конца. До конца, царевич! И не напрягай её так: напряжение должно быть естественным. Когда ты просто вытягиваешь руку, ты же не делаешь её каменной. Правая оттягивается только от плеча — локоть и предплечье неподвижны. И следи за тем, чтобы линия предплечья была продолжением линии стрелы, стоит появиться «надлому», и стрела полетит не туда, куда ты хочешь. И не забывай просчитывать расстояние. Помни, что стрела летит по прямой только первые пару десятков локтей, затем её движение изменяется — тяжесть наконечника, ветер,— всё имеет значение. Просчитывай полёт стрелы прежде, чем отпустить тетиву! Видишь мишень? Ощущаешь тяжесть стрелы? Теперь задержи дыхание. Замри. Один, два... Отпускай! Н-ну... Уже лучше! А потом всё это надо будет проделывать за долю мгновения, за время вздоха!
Пандион взял у Астианакса лук, ещё раз глянул на дрожавшее почти в самом центре мишени древко стрелы и удовлетворённо усмехнулся.
— Лучше, уже намного лучше, царевич! Так. Дротик пока оставим. Пройдём приёмы боя с тенью[4].
— Я готов!
Астианакс мгновенно скинул тунику, оставшись в узкой набедренной повязке, и занял уже привычную позу кулачного бойца.
— Стойка! — Пандион отошёл в сторону, чтобы не мешать мальчику представлять себе воображаемого противника. — Он нападает справа. Слева! Он переходит на ближний бой. Голову, не забывай защищать голову! не открывайся, Астианакс! Он всё ещё достаёт тебя... Он открыл грудь — бей! Ты попал, но он не надаёт, нужно было бить сильнее. Так... Так! А теперь попробуй сам «увидеть» его. Бей! Ещё. Ещё! Ещё!
— Он давно расшиблен в лепёшку, Пандион! — донёсся с лестницы, ведущей на террасу дворца, насмешливый голос Неоптолема. — Таких ударов медведь бы не выдержал, а наш царевич обрушивает их на этого бедолагу-невидимку.
— У меня получается? Да? Да, Неоптолем?
И мальчик, подбежав к стоящему на нижних ступенях юноше, обхватил обеими руками его талию и прижался к нему.
Силы Неоптолема постепенно восстанавливались. Спустя пять или шесть дней он уже стал садиться на постели, а ещё дня через три, с помощью рабов, поднимался и выходил на террасу. Там он часами сидел в устланном шкурами и выложенном подушками кресле, в тени отцветшего жасминового куста, вдыхая дующий с моря ветер. Здесь он вновь стал принимать своих слуг и военачальников, требуя от них докладов. Ему рассказывали, как ловко справлялась со всеми делами молодая царица, и юноша липший раз изумлялся уму и воле Андромахи. Он просил её по-прежнему кое в чём его заменять и видел, что ей это не в тягость.
Они часто бывали вместе, царица приходила к нему в комнату или на террасу, и они подолгу говорили о самых разных вещах. Но иногда оба вдруг умолкали, и в этом молчании было больше слов и больше смысла, чем в самых долгих беседах...
Астианакс тоже приходил к своему новому другу, вернее, почти не уходил от него. Когда там бывала Андромаха, мальчик бегал по террасе либо играл с Тарком, когда же его мать уходила, он усаживался на одну из подушек, которой Неоптолем с ним делился, и они вели чисто мужские беседы — об оружии и об охоте, о подвигах древних героев (а о них Астианакс знал, пожалуй, больше, чем Неоптолем), об истории Эпира и Троады. Мальчик помнил наизусть многие слышанные от Андромахи старинные сказания и песни, и Неоптолему очень нравилось слушать, как он рассказывает либо пост своим высоким, чистым голосом, вкладывая в самые простые слова особый смысл — детское воображение дорисовывало и дополняло то, чего в песне или в сказке, возможно, и не было.
4
Бой с тенью (скиомахия) — основа обучения кулачного бойца со времен древнегреческих атлетов и до наших дней. Скиомахия является одной из классических тренировок современных боксеров.